Мы с Лали решили не лезть в это, а только продолжали веселиться. Никто из нас не задумывался об опасности, мы не думали, что можем пострадать, хотя это была вполне реальная угроза.

– Аня скажи мне, что все живы?

– Все живы, не переживай. Ничья жизнь не пострадала, кроме моей.

– Как это понимать?

– Я сейчас говорю не про аварию. За рулем был Габри. Он пытался проехать очередной кусок дороги, превышая скорость, и тут появились полицейские.

Нас остановили. Я замерла. Я знаю, что полицейские не проверяют визы, но все равно было страшно. Началось разбирательство, Габри вышел из машины, и большую часть времени я не слышала их разговора.

И тут из полицейской машины вышел второй человек. На нем была другая форма. Он представился, но только через пару минут до меня дошло, что он офицер иммиграционной полиции.

Я впечаталась в свое кресло. Я искала глазами Габри в надежде, что он меня спасет, а сама подавала свой паспорт. Теперь уже меня попросили выйти из машины. Офицер начал объяснять какие– то нормы и термины – видимо, зачитывал мои права, я, если честно, не особо слушала. Меня интересовало только одно: как такое возможно? Моя виза закончилась пять дней назад, и вот я уже нелегалка. Ведь по сути ничего не изменилось: моя жизнь до окончания визы и после. Но офицер так не считал.

Пока меня арестовывали, я не могла поверить, что это правда. Габри стоял парализованный. Я уже многого не помню, но мы даже толком не попрощались, от неожиданности я оставила свои вещи в машине, просто не подумала про них.

Меня отвезли в какой– то офис. Он не был похож на полицейский участок, как мне показалось, – более приветливый и без решеток. Я заполняла бесконечное количество бумаг, подписывала какие– то документы, даже не задумываясь, на что я соглашаюсь. Меня допрашивали, объясняли и зачитывали права, а потом увезли.

Оказывается, нельзя просто так остаться в Америке без визы и считать, что это все игра, продолжение лета. Оказалось, это преступление. Ева, я преступница!

И она опять заплакала. Я обнимала ее и пыталась успокоить. Вот он, мой страшный сон наяву. Это случилось с Аней, так быстро и так болезненно для нее.

– Ань, если хочешь, можем продолжить этот разговор, когда тебе будет легче.

– Я в порядке. Удивлена, что до сих пор у меня в запасе есть слезы, думала, что выплакала все за это время. Только давай уже выберемся из аэропорта и поедем на вокзал за билетами. Если мы сегодня не уедем, спать будем на вокзале, денег на отель у меня нет.

– Хорошо давай. Я могу прямо сейчас, с телефона, посмотреть билеты, и если они есть, купить. Тогда нам будет не обязательно мчаться на вокзал. А сможем спокойно прогуляться по Киеву. Кстати, у меня в сумке есть куртка. Держи, а то ты вся в мурашках.

– Спасибо. Обожаю твою продуманность и то, что ты такая запасливая. И спасибо, что приехала. Мне так хотелось поскорее встретить родного человека. Не хотела больше ни на минуту оставаться со всем этим одна. Или еще хуже, приехать в таком состоянии домой, к родителям.

– Да не за что. Я все равно ничего не делала. Ты видишь мои глаза? Я уже давно живу дома, никуда не выхожу.

– Да, кстати, я не хотела говорить, но они выглядят не лучшим образом.

– Представь, что было раньше, если это после десяти дней лечения. Я, когда утром проснулась, не могла понять, что вообще происходит. А когда увидела себя в зеркале, потеряла дар речи.

Мы вышли из аэропорта и отправились в сторону автобусной стоянки. Маршрутки и автобусы из Борисполя в Киев ходят каждые десять минут, ждать долго не пришлось.

Аня выглядела измученной и стройной. Я даже на минутку позавидовала ей, а потом одумалась. Я завидую худобе человека, которому пришлось пройти через депортацию. Я ведь даже не знаю всей истории, но могу себе представить, что дальше будет только страшнее.

И вот она: худые ножки в коротких джинсовых шортах, грязная голова и моя черная кожаная куртка, которая сильно контрастирует с ее летней одеждой. Но сейчас время не для красоты, главное добраться домой.

– Ты хочешь сесть возле окна или у прохода?

– Можно, я возле окна?

– Конечно.

– После того, как все бумаги оформили, меня повезли куда– то. Мне говорили название этого учреждения, но я давно перестала слушать.

На меня не надевали наручников, и поэтому я не чувствовала себя преступницей. А вот когда нас привезли в специальное учреждение для иммигрантов, а правильнее сказать, для нелегалов, тогда я поняла, насколько все серьезно.

Настоящая тюрьма без возможности покинуть ее. Женщины всех рас и возрастов в одинаковой форме, и огромный общий барак для сна. Представляешь, мы все спали в одной комнате. Хотя сном это назвать сложно, ведь вокруг тебя незнакомые женщины, парочка которых пугала меня до жути.

– Даже не могу себе представить.

– Позже нам объяснили, что здесь мы будем находиться, пока нам не назначат дату судебного заседания. Не буду описывать тебе условия, в которых нас содержали, все стычки, в которые я была вовлечена. Просто скажу, что это было ужасно, и я поскорее хочу все забыть. Продержали меня там чуть больше недели. На седьмой день мне наконец– то назначили дату рассмотрения. Еще через день меня отвезли в суд, где заседание было по большому счету формальностью. Ну что я могла сказать такого, что спасло бы меня? Или как мог защитить меня бесплатный адвокат, которому не за что было уцепиться?

Приговор не стал ни для кого сюрпризом. Депортация и возмещение всех расходов: судебные траты, мой перелет в Украину и билет маршала.

Да, я летела не одна. Весь полет была прикована одним наручником к маршалу. Чувство было унизительным. Офицер был приятным молодым человеком, но, как и все американцы, четко следующим законам. Казалось бы, что может случиться, если он снимет наручники во время полета? Но как я его не просила и не жаловалась, что мне неудобно, наручники он снял только в Украине.

Отдельная история про Габри. Когда мне впервые разрешили позвонить из офиса иммигрантской службы, кроме него, звонить было некому. Я набрала его номер, рассказала, где я и куда меня собираются везти. Он промямлил что– то невнятное, пообещал помочь и узнать у адвоката, что можно сделать.

Второй раз я позвонила ему уже из изолятора. Он сказал, что узнал, но, к сожалению, ничего сделать для меня уже нельзя. Тогда я предложила ему приехать ко мне на заседание суда и сказать, что мы собираемся пожениться. Может, тогда у меня появятся хоть какие– то варианты. Ему эта идея понравилась, пообещал приехать и заодно привезти мои вещи.

Как ты уже поняла, он не приехал. Позже я ему звонила уже даже не для того, чтобы высказать, что я о нем думаю, а для того, чтобы получить свои вещи. Чтобы он привез мне их хотя бы в аэропорт, но он больше не брал трубку.