В развитии этой установки выдающуюся роль, несомненно, сыграло то обстоятельство, что как раз период пребывания В.В. в Кутаисе и занятий его в первых классах гимназии совпал с революцией 1905 г. Налицо была мощная причина, способствовавшая пробуждению у мальчика, которому в это время было 11–12 лет, интереса к общественно-политическим вопросам и навсегда приковавшая его внимание к городу. Это обстоятельство представляется нам важным для понимания развертывания дальнейшего жизненного пути В.В.

Приведем следующие отрывки из автобиографии, иллюстрирующие влияние революции 1905 г. на настроения и сознание Володи, старающегося вникнуть в смысл происходящих событий.

Читаю все. Безотчетно взвинчен. Восхищают открытки крейсеров. Увеличиваю и перерисовываю. Появилось слово «прокламация». Прокламации вешали грузины. Грузинов вешали казаки. Мои товарищи грузины. Я стал ненавидеть казаков.[200]

И далее:

1905 г. Не до учения. Пошли двойки. Перешел в четвертый только потому, что мне расшибли голову камнем (на Рионе подрался) – на переэкзаменовках пожалели… Пошли демонстрации и митинги. Я тоже пошел. Хорошо. Воспринимаю живописно: в черном анархисты, в красном эсэры, в синем эсдеки, в остальных цветах федералисты.[201]

Социализм. Речи, газеты. Из всего – незнакомые понятия и слова. Требую у себя объяснений. В окнах белые книжицы. «Буревестник». Про то же. Покупаю все. Вставал в 6 утра. Читал запоем. Первая «Долой социал-демократов». Вторая «Экономические беседы». На всю жизнь поразила способность социалистов распутывать факты, систематизировать мир. «Что читать?» – кажется, Рубакина. Перечел советуемое. Многое не понимаю. Спрашиваю. Меня ввели в марксистский кружок. Попал на Эрфуртскую. Середина. О «лумпенпролетариате». Стал считать себя социал-демократом: стащил отцовские берданки в эсдечий комитет.[202]

Вот как рисуется этот же период в передаче Н. Асеева:

Дети все время у ворот, хотя им строжайше воспрещено выбегать на улицу. Но брат с сестрой не боялись ни выстрелов, ни приграживания старших. Они устроили посменное дежурство у ворот: то Володя путешествует по грозно наершенному восстанием городу, а сестра караулит у ворот, чтоб в случае нечаянного вопроса родных свидетельствовать о благонамеренности брата: «да он тут, мамочка, с Сережей играет на дворе»; либо Володя сменяет на дежурстве сестру, которая в свою очередь – гоп-гоп и уже далеко мчится по соседней улице, чтобы посмотреть, кто и куда стреляет.

Старшая сестра Людмила Владимировна в это время – учась – увлекалась стихами Скитальца.

Глядя на нее, зачитал Скитальца и маленький Володя. Чтение стихов таким образом – и из бочки винной, и менее своеобразными способами – было с самой ранней поры в обиходе будущего Маяковского. (Н. Асеев. «Володя маленький и Володя большой»[203])

Здесь мы обращаем внимание на следующее чрезвычайно существенное обстоятельство – на ассоциацию впечатлений, полученных от окружающей революционной действительности, с находившейся в то время еще в зародыше поэтической одаренностью. Совершенно отчетливо на это указывает и сам В.В. в своей автобиографии: «Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове» («Я сам»[204]). Таким образом, имевшаяся, но еще не проявлявшая себя самостоятельным образом склонность к стихам не только не исчезла в этот период позднего детства под влиянием нахлынувших бурной волной, связанных с революционными выступлениями впечатлений, но, напротив, продолжала крепнуть, развиваться и пускать все более глубокие корни. Влечение к поэзии вступило в тесную, интимнейшую связь с вызванными революцией впечатлениями, сплелось с ними и еще более ими стимулировалось. Не здесь ли таятся корни той социальной, революционной по своему существу установки, которая пронизывала собой поэтическое творчество Маяковского?

Еще одна черта характера, выраженная отчетливо уже и до того, сильно давала себя знать в этот период – это стремление всегда и всюду первенствовать, быть вожаком. В.В. в детстве производил впечатление значительно более старшего и зрелого по годам, чем был на самом деле. Мальчиком он всегда стремился находиться в обществе более старших. При этом, несмотря на свой более юный возраст, он держался настолько независимо и самоуверенно, что часто подчинял себе и своим желаниям более старших. И даже общаясь со взрослыми, он как бы чувствовал себя на равной с ними ноге.

Вспоминается один из близких знакомых, революционер, с которым дружил мальчик Володя. Он рассказывал, как девятилетний Маяковский норовил всегда избрать себе компанию повзрослее. Это были уже парни-подростки, несколько конфузившиеся дружбы с девятилетним, но этот малыш умел быть таким настойчивым и задористым, что они зачастую, забыв свои уже пробивающиеся усики и солидность ломающихся голосов, бежали за ним на реку ловить раков или в еще какое-нибудь увлекательное дошкольное предприятие. И тогда он умел уже быть заводилой, задиралой, запевалой. Однажды на лесной прогулке он увлек всю компанию в неизвестном направлении, хотя трезвые голоса более старших и многоопытных участников подняли ропот против такого юного водительства.

(Н. Асеев. «Володя маленький и Володя большой»[205])

Здесь перед нами ярко выступают такие черты его характера, как уверенность, настойчивость в осуществлении своих стремлений, стремление первенствовать и подчинять своей воле других.

И в то же время под этой внешней «напористостью» крылись большая нежность, доходившая до сентиментальности, и обостренная чувствительность, которую легко было ранить. Смелость и независимость в поведении сочетались с застенчивостью и способностью приходить в смущение. Однажды вечером, провожая после гимназического бала домой сестру Ольгу, он всю дорогу шел по другой стороне улицы. Когда сестра его спросила, почему он не хочет идти с ней рядом, он отвечал: «не все знают, что ты моя сестра» (из бесед с родными).