– Ну нет, – спокойно ответил я, – я пришел к вам, чтобы убить большого слона и получить за это слоновую кость, а не для того, чтобы сражаться с черными кенда. Этого уж довольно с меня. Кроме того, ружья принадлежат не мне, а лорду Регноллу, который, быть может, назначит за них свою цену.

– С лорда Регнолла, пришедшего сюда против нашей воли, мы сами можем спросить плату за сохранение его жизни. Пока прощай, мы поговорим потом, так как ты еще болен и слаб. Но, прежде чем уйти, я еще раз повторяю: если вы хотите по-прежнему глядеть на солнце, не пытайтесь ступить ногой в лес, растущий на Священной Горе!

С этими словами он поднялся, важно поклонился мне и ушел, оставив меня наедине со своими мыслями.

Вскоре после этого вернулись Сэвидж и Ханс и принесли мне превосходно приготовленный обед.

Я ел с большим аппетитом. Едва остатки еды были унесены, как пришел лорд Регнолл.

Мы горячо поздоровались, как люди, уже потерявшие надежду встретиться на этом свете. Я спросил, что они делали все это время. Лорд Регнолл ответил, что ничего достойного упоминания.

Город мал, жителей в нем не более двух тысяч. Занимаются они земледелием и разведением верблюдов. Единственным человеком, с которым они могли объясниться, был Харут, говоривший на ломаном английском языке. Он говорил, что гора – священное место, посещаемое только жрецами. В городе не видно этих жрецов. Но на склоне горы бывают видны люди, которые пасут в небольшом количестве овец и коз в лесу, растущем на этом склоне. Кто живет на горе – неизвестно. Лорд Регнолл печально прибавил, что он уже потерял надежду найти здесь какой-либо след своей утраченной жены. Я повторил ему слова Марута, конца которых я, к сожалению, не слышал. Это, казалось, влило в него новую жизнь. Но что предпринять в дальнейшем?

Прошла целая неделя.

За это время я почти совсем оправился. Только одно обстоятельство оставляло меня по-прежнему беспомощным. Рана, причиненная щипком Джаны, зажила, но воспаление ее задело нерв левой ноги, некогда поврежденной львом. Это вызывало такую боль, что я принужден был оставаться в постели и довольствоваться тем, что мою кровать выносили в небольшой сад, окружавший построенный из глины выбеленный дом, в котором мы жили. Там я лежал целыми часами, глядя на Священную Гору, возвышавшуюся ярдах в пятистах от нас.

Начиная с подошвы, на протяжении мили ее склон был покрыт травой с разбросанными кое-где отдельными деревьями. В бинокль было видно, что в одном месте он образует отвесную стену, идущую футов на сто в высоту вокруг всей горы. За стеной начинался густой лес, покрывавший гору до самой вершины.

Однажды, когда я был поглощен рассматриванием горы, в сад внезапно вошел Харут.

– Не правда ли, дом бога красив? – сказал он.

– Очень, – ответил я, – но как взбираются на гору по этой отвесной стене?

– По ней невозможно взобраться, но есть дорога, по которой ходят на гору поклонники Дитяти. Но я уже говорил тебе, Макумазан, что все чужестранцы, пытающиеся идти этой дорогой, находят смерть. Пусть попробуют те, кто не верит мне, – многозначительно прибавил он. Потом, осведомившись о моем здоровье, он сообщил, что до него дошли слухи о приближающемся голоде в земле черных кенда.

– Скоро они захотят собрать вашу жатву своими копьями, – заметил я.

– Да, Макумазан. Поэтому поправляйся скорее, чтобы быть в состоянии прогнать этих воронов ружьями. Через четырнадцать дней в нашей земле должна начаться жатва. Я должен уйти на гору дня на два. Прощай и не бойся. Во время моего отсутствия мой народ будет доставлять вам пищу и оберегать вас. Я вернусь на третий день.

После отъезда Харута глубокое уныние охватило нас. Приуныл даже Ханс. Что касается Сэвиджа, он выглядел, точно осужденный на смертную казнь. Я попробовал ободрить его и спросил, что с ним.

– Не знаю, мистер Квотермейн, – ответил он, – мне кажется, что я навсегда останусь в этой проклятой дыре.

– Но, по крайней мере, здесь нет змей, – пошутил я.

– Нет, мистер Квотермейн. Я их еще не встречал, но они постоянно по ночам ползают около меня. Всякий раз, когда я встречаюсь с этим пророком, он говорит мне о них.

С этими словами Сэвидж ушел, чтобы скрыть свое сильное волнение.

В этот вечер вернулся Ханс, которого я послал обойти гору вокруг и узнать, что она представляет с другой стороны. В этом предприятии он потерпел полную неудачу. Пройдя несколько миль, он встретил людей, приказавших ему вернуться обратно. Они так угрожающе вели себя, что если бы не ружье «Интомби», которое Ханс взял с собой под предлогом охоты на козлов и к которому белые кенда питали большое уважение, они убили бы его. Вскоре после этой неудачной попытки мы, серьезно обсудив положение дел, пришли к определенному решению, о котором я скажу дальше.

Если память не изменяет мне, как раз по возвращении Харута со Священной Горы произошел весьма интересный случай.

Наш дом был разделен на две комнаты перегородкой, идущей почти до самой крыши. В левой комнате спали Регнолл с Сэвиджем, в правой Ханс и я.

На рассвете меня разбудил возбужденный разговор Сэвиджа и его господина. Через минуту они вошли в мою комнату.

При слабом освещении я увидел, что лорд Регнолл был сильно взволнован, а Сэвидж крайне перепуган.

– В чем дело? – спросил я.

– Мы видели мою жену, – отвечал лорд Регнолл.

Я удивленно посмотрел на него.

– Сэвидж разбудил меня и сказал, что в нашей комнате есть еще кто-то, – продолжал он, – я приподнялся и увидел (это верно, Квотермейн, как то, что я живу) мою жену, освещенную светом, падающим из окна. Она была в белом одеянии, волосы ее были распущены. На ее груди висело ожерелье из красных камней, подарок этих негодяев, который она постоянно носила на себе. В ее руках было что-то похожее на закрытое покрывалом дитя; я думаю, что оно было неживое. Я был так потрясен, что не мог говорить. Она стояла, глядя на меня широко открытыми глазами, и не двигалась. Но я могу поклясться, что губы ее шевелились. Мы оба слышали, как она говорила: «Не покидай меня, Джордж! Ищи меня на горе». Я вскочил, и она исчезла.

– А что видел и слышал Сэвидж? – спросил я.

– То же самое, что и его светлость, мистер Квотермейн. Не больше и не меньше. Я видел, как она прошла через дверь.

– Через дверь? Разве она была открыта?

– Нет, сэр! Но она прошла, как будто двери вовсе не было.

– Это, верно, была не женщина, а привидение, баас. Я проснулся за полчаса до рассвета и лежал, глядя на эту дверь, которую сам запер вчера вечером. Ее никто не открывал. За ночь паук сплел на ней паутину, и она до сих пор цела. Пусть баас сам посмотрит, если не верит мне.

Я поднялся и осмотрел дверь (боль в ноге начала утихать, и я уже мог немного ходить). Ханс говорил правду. Дверь была затянута паутиной, посреди которой сидел большой паук.