Жорданы должны были приехать с шестичасовым поездом, проведя более двенадцати часов в дороге; Лука, воспользовавшись посланным за ними на станцию экипажем, поехал их встречать. Жордан был маленький, тщедушный человек с продолговатым кротким лицом несколько неопределенного выражения, обрамленным блеклыми каштановыми волосами и бородкой; он вышел из вагона, закутанный в меха, несмотря на то, что стоял чудесный вечер теплого сентябрьского дня. Черные, необыкновенно живые и проницательные глаза Жордана, в которых, казалось, сосредоточилась вся его жизнь, сразу же остановились на молодом человеке.

— Как это мило с вашей стороны, дорогой друг, что вы нас дождались!.. Такая ужасная катастрофа!.. Этот несчастный кузен умер в полном одиночестве, пришлось ехать его хоронить; а я ведь испытываю ужас перед всякими путешествиями!.. Ну, теперь все кончено, мы опять дома.

— Надеюсь, вы в добром здравии и не очень устали? — спросил Лука.

— Нет, не очень. К счастью, мне удалось поспать.

В это время появилась Сэрэтта; убедившись, что все одеяла и пледы, которые они захватили с собой на всякий случай, целы, она присоединилась к брату. Сэрэтту отнюдь нельзя было назвать красивой; маленького роста, как и брат, с тусклым, бледным лицом, она на первый взгляд казалась незначительной — как женщина, обрекшая себя на роль сиделки и хорошей хозяйки. Однако нежная улыбка озаряла бесконечной прелестью ее невзрачное личико, на котором, как и у брата, выделялись одни глаза — прекрасные, полные страсти, таившие в глубине своей скрытую, не осознанную ею самой жажду любви. Сэрэтта любила до сих пор только брата, она любила его, как монахиня, приносящая мир в жертву своему божеству. Даже не успев поздороваться с Лукой, Сэрэтта крикнула брату:

— Смотри, Марсиаль, будь осторожней! Тебе следовало бы надеть шарф…

Затем, обернувшись к молодому человеку, она заговорила с ним с очаровательной любезностью и живейшей симпатией:

— Мы бесконечно виноваты перед вами, господин Фроман, — сказала Сэрэтта. — Вы, верно, бог весть что о нас подумали, когда приехали, а хозяев не оказалось! Но удобно ли вы, по крайней мере, устроились? Достаточно ли о вас заботились?

— Более чем достаточно; я жил по-королевски!

— О, вы шутите! Правда, перед отъездом я отдала все нужные распоряжения, но ведь меня не было, и я не могла за всем присмотреть. Вы не поверите, сколько я волновалась, вспоминая, что вы совсем один в нашем бедном, опустевшем доме.

Все трое сели в экипаж; разговор продолжался. Лука окончательно успокоил Жорданов, поклявшись, что эти два дня оказались одними из самых интересных в его жизни и что он непременно о них потом расскажет. Когда приехали в Крешри, уже совершенно стемнело, но, несмотря на это, Жордан радостно оглядывался кругом; он был необыкновенно счастлив, что вернулся к себе, и даже вскрикивал от удовольствия. Ему казалось, будто он возвратился домой после нескольких недель отсутствия. Как могут люди находить удовольствие в путешествиях, когда все счастье человека — в его тесном уголке, там, где он думает и работает, освобожденный от жизненных забот силой привычки? Сэрэтта пошла распорядиться относительно обеда; тем временем Жордан, наскоро вымывшись подогретой водой, настоял на том, чтобы Лука прошел с ним в его лабораторию; сгорая желанием поскорее побывать там, он, посмеиваясь, как всегда, уверял молодого человека, будто не сможет с аппетитом пообедать, если хоть немного не подышит воздухом той комнаты, где проводит всю свою жизнь.

— Право, дорогой друг, это мой любимый запах!.. Что делать, я предпочитаю всяким другим ароматам запах моей лаборатории!.. Он восхищает и вдохновляет меня.

Лаборатория представляла собой большую высокую залу; она была построена из кирпича и железа; ее широкие окна выходили в парк. Посредине стоял огромный стол, уставленный различными приборами, на стенах были развешаны всевозможные чертежи и инструменты, по углам стояли небольшие модели электрических печей. Протянувшаяся от одного конца комнаты до другого сеть кабелей и проводов подавала в лабораторию ток из соседнего сарая, где помещалась электрическая машина, и распределяла его между аппаратами, приборами и печами для производства опытов. Среди этой строгой, даже несколько суровой научной обстановки перед одним из окон было устроено нечто вроде мягкого и теплого гнездышка, уголок, полный нежной интимности: там стояли шкафчики с книгами, глубокие кресла, диван, на котором в определенные часы дремал брат, и столик, за который садилась сестра, охранявшая его сон или писавшая под его диктовку, как верный секретарь.

Жордан повернул выключатель, и лаборатория, которую залил поток электрического света, сразу же повеселела.

— Ну, вот я и дома; нет, решительно, я чувствую себя хорошо только здесь… И, знаете, несчастье, из-за которого мне пришлось уехать на три дня, случилось как раз в то время, когда я был особенно увлечен одним опытом… Я непременно опять за него примусь… Господи! Как мне тут хорошо!

Порозовевший, оживленный, Жордан продолжал посмеиваться. Он полураскинулся на диване в свойственной ему мечтательной позе и заставил Луку сесть рядом с собою.

— Не правда ли, дорогой друг, у нас будет еще время потолковать о тех вопросах, из-за которых я позволил себе вызвать вас сюда, — так нужно мне было повидаться с вами!

К тому же необходимо присутствие Сэрэтты, она может дать нам прекрасный совет; поэтому, если вы ничего не имеете против, отложим разговор до десерта… Ах, как я счастлив, что вы наконец у меня и я могу рассказать вам, на какой стадии находятся мои исследования! Дело подвигается медленно, но я все же работаю, а вы знаете, вся суть в том, чтобы регулярно работать, хотя бы по два часа в день; этого достаточно, чтобы завоевать мир.

И молчальник заговорил; он рассказал о производимых им опытах, о том, что он, по его шутливому выражению, до сих пор поверял только деревьям парка. Электрическая печь для выплавки металлов уже открыта, заявил Жордан, он же поставил себе задачей применить на практике такую печь для выплавки железа. В Швейцарии, где двигательная сила горных потоков удешевляет стоимость фабрично-заводских электрических установок, он видел печи, в которых протекала в превосходных условиях плавка алюминия. Почему бы не выплавлять таким же способом и железо? Решение этой проблемы требовало одного: применения тех же принципов к определенным условиям. Теперешние доменные печи дают не более тысячи шестисот градусов нагрева, тогда как применение электрических печей позволит довести температуру до двух тысяч градусов, что обеспечит быстрое, полное и равномерное плавление. Жордан ясно представлял себе такую печь: она должна была состоять из простого кирпичного куба, высота и основание всех его сторон равнялись бы двум метрам; очаг и горнило будут из магнезии, наиболее огнеупорного из всех известных материалов. Жордан высчитал и определил также объем электродов, двух больших угольных цилиндров; его первое подлинное открытие заключалось в том, что он понял возможность непосредственно заимствовать у электродов углерод, необходимый для извлечения кислорода из руды; это значительно упрощало процесс плавки и почти полностью освобождало от обременительного шлака. Модель такой лечи Жордан уже построил; но как пустить ее в ход, как заставить ее непрерывно действовать, как сделать ее практичной, пригодной для нужд промышленности?