Соренза решительно отстранилась от Николаса и спокойнопроизнесла:

— Я принесу кофе, когда он будет готов.

Он бросил на нее внимательный взгляд и, ни слова не говоря,вышел из кухни.

Потом они ели за маленьким столиком в гостиной, и Сорензавспомнила вечер, когда Николас привез ее из больницы. Еще тогда ей надо былопрекратить их отношения. От этой мысли у нее сжалось горло, и, заставляя себяглотать пищу, она каждый раз рисковала поперхнуться.

Когда они кончали ужинать, Николас посмотрел на часы испросил:

— Ты едешь со мной в аэропорт?

— А ты хочешь этого? — удивленно прошептала Соренза. — Послевсего, что было сказано?

— Конечно, хочу, — с невольным раздражением произнес он. —Что за дурацкий вопрос?

Если бы не тяжесть на душе, Соренза улыбнулась бы. Этотответ, абсолютно в стиле Ника, был еще одной нитью в сети, опутавшей ее сердце.Сети, которую нужно было порвать любой ценой. Она не могла позволить себеполюбить еще раз, нет. Она должна держать свои чувства под контролем, а любовьспособна этому помешать, отдавая власть над ней кому-то еще.

Она поедет с Николасом в аэропорт и не скажет ему ничего,что бы расстроило его, пока он нужен другу. Но на этом все. Так надо. И онузнает об этом позже.

По дороге в аэропорт они не обменялись ни словом, и отмногозначительной недосказанности Сорензе казалось, будто воздух в салоне таксипотрескивает от напряжения. Каждой клеточкой своего тела она ощущалаприсутствие Николаса. Большой и сильный, он сидел рядом и выглядел совершенноспокойным. Но Соренза знала его уже достаточно хорошо, чтобы понять: он всеголишь исполняет роль, как и она.

В аэропорту было много людей. Зарегистрировав билет и сдавбагаж, Николас и Соренза отправились в кафе. Они расположились в удобныхкреслах за столиком на двоих и заказали кофе, которого им не хотелось. Сидянапротив Сорензы, Николас взял ее руки в свои.

— Тебе холодно? — спросил он.

Она пожала плечами. Ее не переставало знобить с тех пор, какона приняла окончательное решение относительно их с Николасом будущего. Но этоне имело никакого отношения к температуре воздуха.

— У меня всегда холодные руки, — ответила Соренза.

Прищурившись, он посмотрел на нее.

— Я планирую вернуться в конце недели. Поужинаем в пятницу?

— Ты не знаешь, как сложатся дела, — попыталась она уйти отответа. — Давай решим потом.

— Нет, сейчас.

Внезапно Соренза почувствовала, что они обсуждают нечтобольшее, чем ужин. Перед ней сидел мужчина, решительный и независимый,способный справиться с любыми трудностями. Он был хозяином своей судьбы итвердо знал, что ему нужно. И все же с ней Николас — она не могла не признатьэтого — вел себя мягко и терпеливо, как с несмышленым, растерявшимся ребенком.Но как же тогда те десять лет, что она прожила одна, сама по себе? Разве онаплохо со всем справлялась? Разве она не смирилась с судьбой и не поняла, чтодолжна рассчитывать только на свои силы? Поэтому не безумием ли было вновьпозволить кому-то войти в ее жизнь и нарушить тот драгоценный покой, которыйона искала долгие годы?

Иногда Сорензе ужасно не хватало тепла близкого человека,особенно с тех пор, как она встретила Николаса. Но она решительно запрещаласебе мечтать о том, как он обнимет ее, прижмет к себе и прогонит отвратительныевоспоминания. Такие мечты всегда прекрасны. Но что, если они превратятся вкошмары...

— Я не обману тебя, Соренза, — сказал Николас, словнопрочитав ее мысли. — Если я говорю в пятницу, значит, в пятницу. Ты должнанаучиться верить мне, иначе я никуда не полечу.

— Ты летишь на Сейшелы.

Надо же было сказать такую глупость в такой серьезныймомент! — тут же подумала она.

— Если ты попросишь меня остаться, я останусь, — простоответил Николас.

— А как же твой друг?

— Ты для меня важнее всех.

Ее сердце бешено забилось.

— Я бы никогда не попросила тебя об этом. Твой другнуждается сейчас в твоей помощи.

— А ты?

Соренза не ответила. Ей нечего было сказать.

— Почему с тобой у меня всегда такое чувство, будто я иду поминному полю? — Николас раздраженно перевел дыхание. — Ты используешь мои словапротив меня и постоянно сравниваешь меня с этой свиньей, твоим бывшим мужем.Ведь я прав? Ты ищешь во мне те же недостатки, которые нашла в нем?

Сорензе стало страшно. Неужели Николас прав? Тогда зачем онаделает это? Какой мужчина согласится терпеть такое месяцы и годы? Уж конечно неНиколас Доуэлл, которому достаточно щелкнуть пальцами, чтобы у его ногоказались сотни томно вздыхающих красавиц!

— Если ты думаешь, что... — начала Соренза.

— Я уверен в этом, — прервал ее Николас. — А иначе почемупосле того, как наконец решилась довериться мне, ты не почувствовалаоблегчения, а стала еще скованнее?

— Но я не могу себя изменить, — прошептала Соренза, наклонивголову так, чтобы волосы упали ей на лицо и закрыли глаза, в которых заблестелислезы.

— Можешь, — хрипло сказал Николас. — Тебе не приходило вголову, что пережил я, когда понял, что люблю тебя? Ты не единственная в этойситуации, кто напуган до смерти. После Кимберли я поклялся, что никого большене пущу в свое сердце, — так спокойнее. У меня было много женщин, которыеиграли по моим правилам. И вдруг появилась ты...

Плечи Сорензы задрожали, и слезы покатились по ее щекам. Онабеззвучно плакала. Как долго она не признавалась себе в том, что любит его.Любит отчаянно, страстно, больше, чем Саймона, больше, чем могла себепредставить. Вот почему ей так страшно было признаться в этом и снова оказатьсяво власти другого человека. Он не должен узнать о ее чувствах. Никогда.

Соренза, не поднимая головы, чувствовала на себе взглядНиколаса. Через секунду белый носовой платок оказался в ее руке.

— Не плачь, — с болью в голосе сказал Николас. — Черт,меньше всего я хочу заставлять тебя плакать!

Она вытерла глаза и храбро посмотрела ему в лицо.

— У нас с тобой ничего не получится, — сказала Соренза,качая головой. — Я все испорчу, потому что не могу быть такой, какой ты хочешьменя видеть. Когда Саймон сделал то... — она остановилась, подыскивая слова, —что он сделал, что-то во мне умерло. Умерло безвозвратно, — медленно закончилаона.

— Я не верю! — резко возразил Николас. — Я люблю тебя, чертвозьми! Я хочу на тебе жениться, иметь от тебя детей и состариться вместе стобой. Я не Саймон. Я — это я, Соренза! Ты уже достаточно хорошо знаешь меня. Ятоже раскрыл душу, перед тобой. Неужели это ничего не значит?