Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По какому методу? Я запишу, надо бы и нам подобное производство поставить. А станки эти дорого обошлись?
— Чуть меньше полумиллиона долларов.
— Однако!
— А бесплатно только дерьмо получается, да и то сначала за еду заплатить нужно. Завод у нас за полгода окупится, потому что и уголь для него рядом копаем, и песок буквально из-под себя берем. Известь разве что со Слюдянки возим, но ее-то немного и надо.
— А тракторный завод?
— Он почти бесплатно достался, за восемьдесят тысяч долларов его взяли. В Америке-то сейчас Форд и Интернешнл Харвестер всех конкурентов давят, много тракторных заводиков позакрывалось — а мы сразу два таких и прикупили. Теперь сами и трактора делать будем… кстати, тут тоже посотрудничать есть в чем: керосин для тракторов мы пока тоже в Америке покупаем, а если в России, то, думаю, он много дешевле обойдется.
— У нас с керосином тоже не очень хорошо… не хватает его.
— Что-то вы совсем свою промышленность разваливаете… ладно, своими силами справимся. Не сразу, конечно, но пока американцы керосин продают, время терпит.
— А какие предприятия вы еще строите? Или собираетесь строить?
— Да особо ничего… разве что металлургический завод: чтобы край развивать, нужно много хороших дорог, да и Сибирскую дорогу нужно содержать, пути ремонтировать вовремя. Для этого рельсы потребны, много рельс — а рельсы как раз из стали и делаются, так что без такого завода никак не обойтись. Но его раньше следующего года не выстроить.
— Следующего года? А… а большой завод строить собираетесь?
— Уже строим. Нет, небольшой, на двадцать миллионов пудов в год.
— Сколько? Двадцать миллионов вы считаете небольшой⁈ И вы собираетесь такой завод за год выстроить⁈
— Американцы домну на десять тысяч футов поднимают за четыре месяца, это с момента вбивания колышка в землю, отмечающего где ее строить, и до разжигания. В Америке сейчас безработных много, строителей на четырехмесячный контракт найти проще простого, даже говорящих по-русски найти не особо сложно. Машины для такого завода они тоже быстро делают, поскольку внутри страны заказов мало, а подсобных рабочих и у нас достаточно. Там, конечно, еще сотню верст железной дороги выстроить нужно, но мы для нее у американцев старые рельсы решили купить: они года три прослужат, зато вчетверо дешевле новых выходят.
— Так вы еще и дороги новые прокладываете? Это же сколько денег вы собираетесь потратить?
— Много. Но деньги и нужно тратить пока они не кончились.
— А где вы эти деньги берете?
— Колчак нам небольшое наследство оставил. Действительно небольшое, миллионов шестьдесят рублей, вот мы их и проматываем. Не морщитесь, нам действительно деваться больше некуда: деньги лежат… лежали в американских банках, нам позволили их потратить исключительно на закупку американских же товаров — вот мы и прикинули, что нам всего нужнее. И пришли к выводу, что нужнее всего нам заводы и дороги. То есть станки и рельсы, которые мы сами выделать не можем… пока не можем — но сможем, когда деньги эти потратим. И деньги нам вернутся в виде наших же товаров, причем многажды вернутся.
— Вы все это строите за шестьдесят миллионов?
— Да, за шестьдесят миллионов золотых рублей. Чуть больше, чем за шестьдесят: мы уже немало всякого смогли продать за рубеж. Те же японцы много леса покупают…
— А кроме леса?
— А кроме леса у нас просто нет ничего им интересного. Опять же, пока нет. Продуктов нам самим не хватает… хотя еще и меха довольно неплохо продаются. Но мехов-то у нас тоже мало. Китайцы с удовольствием бы покупали разные железные изделия, но это на будущее откладывается, так что крутимся как можем. И что можем, стараемся сделать своими силами…
Сталин уехал обратно в Москву в состоянии некоторой задумчивости, а через неделю Верхнеудинск посетил Никифоров:
— Николай Павлович, я к тебе с предложением приехал, возможно, что тебя заинтересует. Мы тут в правительстве посоветовались, решили предложить наши республики объединить. И на пост Председателя правительства тебя избрать, а меня оставить председателем совета министров.
— С чего это вы решили, что мне это надо?
— Ну ведь одно же дело делаем.
— Петр Михайлович, я же тебе уже говорил: мне ваши идеи не по нраву. И то, что вы там у себя делаете, мне тоже не нравится. Тем более, что в правительство себе предателей набрали.
— Каких это предателей?
— Обыкновенных. Вон Польша на Россию напала, а у вас министром иностранных дел поляк служит.
— Так ведь это наш поляк, большевик!
— И кто тебе это сказал? Этот ваш Гинтовт-Дзевалтовский большевиком особо и не был, он член польской партии социалистов, до сих пор из нее не вышел — а партия эта провозгласила своей целью мало что отделение Польши от России, так еще и включение в состав Польши половины Белоруссии и Украины. То есть то, за что поляки сейчас в Россией и воюют.
— Это ты всерьез?
— А ты как думаешь? У меня в республике государственной безопасностью профессионалы занимаются…
— Ага, жандармы бывшие.
— И нынешние. Люди, которые информацию собирать умеют, и умеют ее осмысливать.
— А… а доказательства того, что ты говоришь, у тебя есть?
— Есть. Если хочешь — покажу, но при одном условии.
— Показывай! А какое условие?
— Простое. Если ты согласишься, что доказательства эти правильные, то этого поляка расстреляешь.
— Я… я не могу, его же из Москвы назначили.
— Тогда я его расстреляю, а ты просто возражать не будешь.
— Показывай!
Спустя час Петр Михайлович задумчиво поинтересовался:
— А других предателей у нас нет? Или ты не знаешь?
— Есть, трое наверняка предатели, а один… с ним поговорить нужно.
— И доказательства у тебя такие же прочные?
— Конечно.
— Знаешь что… расстреливай их всех. Только я уж не знаю, как у тебя это получится, но мешать точно не буду. А что Дальбюро на треть