Гвоздик торопливо вернулся на нос.

Нет, не похоже все это было на сон — так длинно и подробно. Кукунда по-прежнему сидел в мотке троса.

— Ты никому не проболтался про меня?

— Конечно, нет… А почему вы боитесь? Познакомились бы с остальными. Знаете, как все обрадуются! Особенно дядя Ю!

— Ни в коем случае! Про угу должен знать лишь его хозяин! А если узнают другие, вся его волшебная сила пропадет!

— Да?.. А кто же ваш хозяин?

— Здрасте! — Кукунда сердито вылез из бухты. — Кто же, как не ты! Ведь благодаря тебе я выбрался из пуговицы!

— И значит… — робко начал Гвоздик.

— Что? — подозрительно сказал Кукунда.

— Ну… и теперь, выходит, вы должны выполнить мои желания?

— Не желани-я, а желани-е! — почему-то рассердился Кукунда. — Ты начитался глупых сказок, будто мы только и делаем, что творим чудеса. А на самом деле, угу, или, как ты выражаешься, джинны выполняют всего одно повеление хозяина!

— Извините, я ведь только спросил…

— Не думай, что мне жалко, — смягчился Кукунда. — Но такова наша природа. Выполнив чье-то желание, угу разряжается и должен копить энергию несколько десятков лет… По сути дела, что такое угу? Сгусток энергетических полей, природа которых до сих пор не понятна ни людям, ни даже нам самим. Может быть, лет через сто наука разберется… Ну, давай!

— Что? — вздрогнул Гвоздик.

— Желание! Повеление!.. Что ты хочешь?

— Я… не знаю. А вы все, что угодно, можете сделать?

— Не говори глупости! Желание должно касаться лишь тебя или немногих людей… Построить изумрудный дворец — пожалуйста, если хочешь. А вот прекратить вращение Земли или отменить, скажем, англо-бурскую войну — тут прошу прощения. Очень уж много там переплетается желаний и судеб, эту энергетическую сеть не разорвать… Обычно золото просят. Хочешь тысячу бочек?

— На кой оно мне? — испугался Гвоздик. — У нас пуговицы есть. С ними интереснее… А когда на готовенькое, это скучно даже…

— Гм… Ты рассудительнее, чем показалось вначале, — заметил Кукунда. — Но тогда что же для тебя сделать?

— А вы… с вами что будет, когда вы исполните желание? — смущенно поинтересовался Гвоздик.

Джон Кукунда вздохнул:

— Что… Рассеюсь и полечу легким облачком по Вселенной накапливать новую силу от звездных лучей. А потом буду бродить по свету, искать новое пристанище.

— А это… интересно?

— Что может быть интересного на свете, когда тебе четыреста тысяч лет… Ну, так какое же у тебя желание?

— Вам не терпится, что ли? — с досадой сказал Гвоздик.

— Н-нет… Мне здесь вполне хорошо. Признаться, я думал, что тебе не терпится.

— По-моему, тут подумать надо, — рассудил Гвоздик. — Ведь одно-единственное желание-то надо выбрать. Всего-навсего! Можно я не буду торопиться?

— Не торопись, — одобрительно согласился Кукунда.

— А ничего, что некоторое время вам придется быть со мной? — стеснительно спросил Гвоздик.

— Это не хуже, чем все остальное, — слегка ворчливо ответил Кукунда. — Вот что… Я, конечно, опять заберусь в пуговицу, а ты носи ее на шее, на шнурке… На! — он выдернул из башмака и протянул черный шелковый шнурок.

Гвоздик тут же протянул шнурок в петельку пуговицы и связал его узлом «кукиш сатаны». Надел на шею, как амулет.

— Но вам, наверно, там опять будет неловко и тесно…

— Что поделаешь… Ты почаще вызывай меня, когда сидишь тут один. Чтобы я мог поразмяться и поболтать.

— Надо для этого опять тереть суконкой?

— Можешь даже пальцем… Я буду появляться сразу…

— Эй, Гвоздик! — закричал с кормы Боб Кривая Пятка. — Куда ты опять девал мой башмак?

— Да не трогал я! Сам потерял где-то, а с меня трясешь!

— Ну да, «не трогал»! Небось опять акул дразнил! — Слышно стало, как Боб зашлепал босой подошвой, двигаясь на нос.

Вновь будто лопнул пузырь! Кукунда превратился в желтое облачко, оно закрутилось, вытянулось и тонкой полоской скользнуло в пуговицу на груди у Гвоздика. Пуговица на миг стала очень теплой…

Дядюшка Юферс ворчал на племянника: зачем таскает пуговицу на шнурке? Этак всю коллекцию растащить можно, если такая мода пойдет. Но потом смирился. Племянник-то упрямый…

Конечно, Гвоздик был счастлив, что у него есть свой собственный настоящий джинн. Жаль только, что нельзя похвастаться ни перед кем… Гвоздик теперь по несколько раз в день укрывался в своем закутке, вызывал Кукунду, и они беседовали о том о сем. Один раз Гвоздик спросил:

— Господин Кукунда, а почему у вас такое имя? Ну, ка-кое-то… не волшебное, не старинное…

Тот хмыкнул:

— У меня было множество имен. В каменном веке меня звали У-Ay. А в Аравии — Иекокконан Коканд-ибн-Даххар.

Вот я и переделал это имя в Джона Кукунду. Чтобы приспособить к твоему произношению.

— Спасибо, — вежливо сказал Гвоздик.

— Пожалуйста… Я и внешность себе выбрал такую, чтобы тебе понравиться. Ты в тот момент с удовольствием вспоминал кожаный шар, которым играл с друзьями, вот я и подумал, что тебе будет приятно…

— Значит, вы умеете читать мысли?

— Иногда… — уклончиво ответил Кукунда.

— Эй, Дикки! — закричал из рубки дядюшка Юферс. — Австралия на горизонте! Разве ты не видишь? Скоро будем в Сиднее! Ищи свои штаны и рубашку, пора превращаться в белого ребенка!

1. ПРЕВРАЩЕНИЕ ГВОЗДИКА. — ПОЛОСА УДАЧ. — КОРОЛЕВСКИЙ ПАСПОРТ. —

ОБИДА КУКУНДЫ. — ГУЛЯЮЩИЙ ДЖИНН.

Оказалось, что сделаться снова белым, то есть с европейской внешностью, ребенком не так-то просто. Даже легонький летний костюм, купленный для мальчика в Сиднее, казался Гвоздику тяжелым и негнущимся, как брезентовая роба гульстаунского пожарного. А твердые башмаки и круглая соломенная шляпа — те вообще были издевательством над человеческой природой. Кроме того, костюм ведь не делает островитянина светлокожим. Белая ткань только подчеркивала многослойный и навеки въевшийся в Гвоздика загар. И пассажиры «Новой Голландии» с удивлением оглядывались на мальчика с кофейной шеей, шоколадным лицом и крепкими икрами цвета мореного дуба. Некоторые даже держали пари, что это внук той громадной темнокожей старухи, которая занимает великолепную каюту на пятой палубе. Скорее всего, он сын какого-то туземного богача и едет в Европу, чтобы поступить в колледж, а бабка сопровождает его. Другие возражали, что не может мальчик быть коренным островитянином, поскольку он племянник пожилого джентльмена, занявшего каюту напротив старухиной. Этот пассажир хотя и покрыт загаром, но в допустимых пределах и, безусловно, белый по рождению…