— к тому, что он называл своим участком,— все увидели двух кротов. Один самозабвенно жевал червяка, а другой озабоченно смотрел на него.

— Это Флинт, его тоннели примыкают к тоннелям Доддера,— шепнул Хей.— И он никак не может решить, чью сторону принять.

Его прервал Мэддер, который, увидев Доддера и кротов с ним, подпрыгнул и завизжал:

— Мы знали, что ты вернешься, несчастный ублюдок, и вот ты здесь! Бывшим гвардейцам и прочим подобным негодяям лучше не ступать на мой участок, иначе им придется пожалеть об этом! Остальным, конечно, добро пожаловать, а ты... Катись в свои тоннели, пока не изведал моих когтей!

В ответ Доддер выпрямился и принял угрожающую позу, высокомерно взирая на врага. Мэддер последовал его примеру, тщетно пытаясь отряхнуться и пригладить шерстку. Но трудность заключалась в том, что, будучи моложе Доддера, он не имел его бравой гвардейской осанки, а если бы даже и имел, эффект от боевой стойки все равно пошел бы насмарку из-за его до неприличия взъерошенного, косматого вида. Хотя его шерсть была достаточно густой и даже лоснящейся, она никогда не лежала ровно, топорщась во все стороны.

Глаза его, к сожалению, тоже были не лучше. Кроме того, они косили — один смотрел куда-то вдаль, а другой на кончик носа,— и собеседнику Мэддера трудно было решить, глядит ли он на него или нет, и еще труднее встать так, чтобы удобно было продолжать разговор.

Казалось, дело приближается к потасовке, когда Кроссворт бросилась между противниками со словами:

— Опомнись, Мэддер! Вот так гостеприимство ты мне оказываешь!

— Клянусь Камнем, да это же Кроссворт! Будь я проклят...

В глазах Мэддера отразилась тревога, когда он взглянул на кротиху, а потом на прочих и осознал, что может повлечь за собой этот визит. Придется искать червей, любезно улыбаться; устроят в норе полный кавардак...

— Да, Мэддер! Мы пришли в гости, все мы, и я буду очень недовольна, если перед самой Серединой Лета ты не найдешь в себе сил быть любезным с нами, и с Доддером в том числе.

— Но...— промямлил Мэддер, предчувствуя самое худшее, и начал оправдываться: — Так много дел... тоннели засорились... червей мало для этого времени года...

— Мадам, — вмешался Доддер, — видя недостаток учтивости и любезности со стороны этого вздорного крота и его очевидное, я бы даже сказал упорное, нежелание пригласить нас...

— Успокойся, Доддер! — прервала его Кроссворт. — Так что ты говоришь, Мэддер?

— Я говорю: добро пожаловать! Счастлив видеть вас в добром здравии и пригласить всех к себе, — ответил тот, добавив в надежде, что никто не услышит: — Хотя я намеревался пригласить тебя одну, Кроссворт, чтобы мы могли... Ну, ты понимаешь... ближе познакомиться.

— Он неисправим! — вскричал Додцер. — Нашептывает, замышляет что-то, увиливая от своих общественно полезных обязанностей. Да, ничего другого я от него и не ожидал...— И, обернувшись к Бичену, специально для него продолжил: — Держи с ним ухо востро. Это распущенный крот, и его внешность выдает его сущность. Если я говорю, — а я говорю! — что он крот Камня, я не имею в виду неотесанность камнепоклонников вообще. Впрочем, — тут Додцер скромно улыбнулся, — льщу себя надеждой, что моя внешность лучше характеризует кротов Слова, чем этот кавардак — Камень. Будь бдителен, молодой крот, держи ухо востро.

— Прекрасно! Говорит он складно, но какой зловредный смысл скрывается в его речах! — незамедлительно откликнулся Мэддер, не двигаясь с места. — Не хочу никого из вас обидеть, но удивлен, увидев его в вашей компании... Извините за грубость, я рад видеть у себя любого крота, но не бывшего гвардейца с когтями, обагренными кровью последователей Камня.

Тут Триффан приподнялся на задних лапах, с гневным взглядом, темный, мощный, словно сама земля разверзлась и оттуда поднялся древний корень.

— Что касается меня, — сказал Триффан с такой спокойной властностью, что все зашикали на Мэддера, и он медленно опустил лапы вдоль боков, — то я устал и хочу есть. Жаль, что Мэддер не умеет скрывать свои чувства. Жаль, что Доддер нарочно его провоцирует. Но больше всего мне жаль видеть поднятые друг на друга когти, потому что всякое насилие ведет в тупик.

— Да, — вдруг проговорил Хей, — мы все устали от ваших ссор, и пора бы их прекратить.

— А им нравится,— вмешался робкий Флинт,— они любят ссориться. Они несчастны, когда не ругаются. Им это нужно.

Возникла пауза, а потом Хей и Тизл рассмеялись.

— Хорошо сказано, мой милый! — воскликнула Тизл, пока Доддер и Мэддер смотрели друг на друга.

— И что еще важнее, — сказал Флинт доверительным шепотом, как если бы думал, что никто из противников его не слышит, — если вы нападете на одного, другой бросится заступаться.

— Вот кого тебе надо выбрать, Кроссворт, — Флинта. Это очень здравомыслящий крот.

— Сказать по правде, я уже делал ей предложение,— признался Флинт.— Но она отказала.

— Непредсказуемые господа и дамы, а также дипломатичный Флинт! Смиреннейший Мэйуид, как и Триффан, голоден. Можно нам поесть?

— Ну, Мэддер? — сурово проговорила Кроссворт.

Бросив негодующий взгляд на Флинта, Мэддер повел всех в свои тоннели.

❦

Наверху он мог быть агрессивным и сварливым, но внизу это был совсем другой крот, казалось, собственные тоннели наводят на него тоску.

В этом не было ничего удивительного — такой там царил хаос. Да, они были так неблагоустроенны, так неряшливы, что и остальные кроты притихли. И хотя, придя в гости, полагалось отпустить одну-две любезности, в норе Мэддера трудно было найти что-либо, о чем можно было бы сказать что-то лестное.

— М-м-м, очень уютно,— выговорил Хей, оглядывая верхний тоннель, забитый гниющей травой.

— Не очень просторно, но интересно, — сказала Тизл, начиная жалеть о том, что упомянула, как раньше кроты в Середину Лета ходили в гости.

— Хм! — только и сказала Кроссворт, неодобрительным взором обведя тоннели и отгребая кучу мусора с дороги.

Мэддер, разумеется, понимал, какое впечатление производит его жилище, потому что суетливо шмыгал туда-сюда в тщетных попытках хоть чуть-чуть навести порядок перед спускающимися гостями: передней лапой запихал кучу травы в угол, а задней сгреб горку дохлых червей подальше от глаз. Все время он бормотал извинения, твердил, что не готовился к приему и что никак не найдет времени привести нору в порядок, который вообще-то любит.

В конце