— Знаешь, дорогой, — сказала как-то Шандра, — я попросила “Цирцею” сравнить нас… ну, по физическим параметрам, как ты это называешь. И что же получилось? — Она в притворном ужасе всплеснула руками. — У нас совпадают только три характеристики — рост, очертания глазных впадин и длина ступни! Все остальное — вес, пигментация кожи, форма черепа, объем груди и бедер — все, все различно! Мы даже свет отражаем по-разному! Однако, — тут Шандра не без лукавства покосилась на меня, — ты считаешь, что мы обе — красивы. Кому же из нас ты льстишь?

— Никому, — отозвался я. — Различия меж вами существенны для тех парней, что проводят жизнь в своем болоте, а не шатаются среди звезд. А я — старый мужчина со Старой Земли, где когда-то насчитывалось множество рас и народов, и я привык к разнообразию. Разнообразие красоты — это самое удивительное, что только можно себе представить, дорогая. Хочешь, я расскажу тебе… — Тут я взглянул на экран голопроектора и хлопнул себя по лбу. — Но зачем рассказывать? Мы можем поглядеть!

Шандра вопросительно приподняла брови, но я уже давал задание компьютеру. Я распорядился, чтоб нам показали прекраснейших женщин, всех признанных красавиц, известных на Земле с древности и до эпохи космических перелетов. Я пожелал увидеть их нагими, в трехмерном изображении (“Цирцея” при необходимости могла сделать компьютерную реконструкцию) и в самых разнообразных позах — но предпочтительно стоя. Этих прелестниц могла набраться добрая тысяча, и я приказал, чтобы каждая маячила перед нами не больше десяти секунд — вместе со сведениями о ее этнической принадлежности.

— “Цирцее понадобится пара минут, чтобы выполнить эту программу, — сказал я, поворачиваясь к Шандре. — Знаешь, мне самому любопытно взглянуть, что у нас выйдет… Половина из этих женщин наверняка относится к народам, уже не существующим ни на Земле, ни в космосе. Одни вымерли в глубокой древности, другие исчезли, слившись с остальным земным населением… Но кое-кто сохранился — те, кто эмигрировал в первое тысячелетие космической экспансии, породив новые расы в новых мирах. Впрочем, эти миры называют теперь не новыми, а Старыми — Логрес, Исс, Лайонес, Пенелопа, Камелот, Панджеб, Эдем, Эскалибур и дюжина других… А вот и наша первая голограмма!

Это была японка, хрупкая и изящная, как цветок лилии. За ней последовали девушки из Тироля, Индии, Мозамбика, Северного Китая; десять секунд перед нами кружилась смуглая красавица-маори с Новой Гвинеи, потом возникли черноглазая франко-вьетнамка с золотистой кожей, светловолосая девушка из Белоруссии, итальянка, испанка, грузинка, женщина из племени туарегов, узбечка с сотней косичек, свисавших до плеч…

Шандра шевельнулась в гамаке, и я остановил демонстрацию.

— Ты находишь их красивыми? — с сомнением спросила она.

— Ну, каждая в своем роде… Видишь ли, критерии прекрасного неоднократно менялись, и можно сказать, что это понятие есть функция времени и места. Я думаю, что сакс с холмов Ноттингемпшира и ассириец из Ниневии не оценили бы по достоинству красотку племени навахо… Но это — древность, моя милая, седая старина, когда мир был раздроблен на тысячу глухих углов и их обитатели не видели дальше собственного носа! А в мою эпоху — я имею в виду, в то столетие, когда я родился, — люди мыслили гораздо шире, и понимание прекрасного изменилось. Так что я полагаю, что эта девчушка с косичками, как и все остальные, смуглые, темнокожие и белые, ни в чем не уступит нашей Кассильде. Кроме, быть может, энергии и напора…

Шандра расхохоталась, потом призадумалась. Я уже предчувствовал ее следующий вопрос.

— Грэй, но какая нравится тебе больше всех? — Вот эта.

Я быстро прогнал изображение, и перед нами возникла девушка-датчанка, очень похожая на Шандру — только глаза у нее были голубыми да скулы чуть поуже. Сказать по правде, я смог бы выбрать кое-кого из предыдущего списка, что не давало Шандре повода для ревности — ведь все эти женщины были мертвы по крайней мере двадцать тысяч лет. Но все же я остановился именно на этой. Мудрость супружеской жизни, которую я усвоил к зрелым годам, такова: делай приятное своей избраннице, и все будет в порядке. В относительном порядке, так как случались и исключения — например, первая из моих жен и еще Йоко, которую я подобрал на Аматерасу.

Тем временем Шандра критически рассматривала датскую леди, оценивая мой выбор.

— Она похожа на мерфийку, Грэм, хотя ростом не вышла. Или это я слишком высокая?.. Ты можешь что-нибудь рассказать о ней?

— Только то, что известно “Цирцее”. Как выяснилось, голубоглазая датчанка с полным правом пребывала в моих компьютерных файлах, выиграв во времена оны конкурс красавиц Копенгагена. К тому же о ней пару раз упоминалось в биографии ее ученого правнука, который жил на Логресе и занимался то ли социальной динамикой, то ли динамической социологией. Я даже удостоился чести познакомиться с ним; в те времена я возвращался на Землю и прихватил его письмо для родичей, призывавшее их эмигрировать с перенаселенной планеты. Я совсем забыл об этом эпизоде, но теперь мне вспомнилось, что родственников социолога я так и не нашел и передал письмо датским властям, сохранив копию в памяти “Цирцеи”. Вот таким образом эта девушка и попала в мой банк данных и сейчас ожила перед нами в голографическом изображении, через двадцать тысячелетий после того, как ее прах смешался с землей… Почти бессмертие, клянусь всеми Черными Дырами космоса!

Я велел возобновить демонстрацию. Шандра, полюбовавшись еще на нескольких златовласых красавиц, сказала:

— Грэм, дорогой, ты ведь не выбрал эту датчанку лишь потому, что мы с ней похожи?

— Конечно, нет! — соврал я с невозмутимым видом, как полагается прожженному спейстрейдеру и старому космическому волку. — Понимаешь, милая, мои сексуальные предпочтения, как у любого человека, заложены в генах и унаследованы мной от предков. Не от тех, что жили в штате Огайо и пару сотен лет звались американцами, а от настоящих предков, насельников Европы. Сейчас я тебе покажу, откуда я родом…

Перед нами возникла карта восточного земного полушария.

— Дай Европу крупным масштабом, — велел я “Цирцее”. — Широты — от Мурманска на севере до Гибралтара на юге, долготы — от Ирландии до… ммм… тоже до Мурманска. Обозначь страны в границах двадцать первого столетия — Англию, Францию, Германию, Данию, Швецию. Выполняй! Изображение дрогнуло и сменилось.

— Взгляни, — я повернулся к Шандре, — здесь некогда жили величайшие земные сказочники — Андерсен, Аста Линрен, Перр, братья Гримм и Джон Толкиен… Ты читала их истории у Ван дер Паулсбона и в других книгах. Помнишь? Ее глаза расширились.

— Помню… А Боб Гарвард, придумавший Конана, тоже жил здесь?

— Его предки, как и мои, родом отсюда, но сам Гарвард жил и умер на западном материке, который называется Америкой. Я тоже американец, дорогая, хотя теперь это ничего не значит… Но мое имя — Френч, и я уверен, что когда-то мои предки обитали тут, в стране Перра, — я показал на Францию, — затем перебрались в страну Толкиена, а уж после этого переплыли океан и сделались американцами. Должен тебе сказать, что во Франции и Англии, где мой род обитал восемь или девять столетий, предпочитали женщин твоего типа — светловолосых, с синими или зелеными глазами. Правда, они были не такими высокими, как мерфийки, но сейчас люди выше, чем в старину, — кроме тех, кто попал в мир с высоким тяготением. — Я обнял Шандру, поцеловал ее пониже розового ушка и прошептал: