– Не дома для слуг, – задумчиво сказал Рози. – А большой амбулаторный пункт. Я возьму это на себя. Да, это неплохой план, и если шеф одобрит…

– Конечно одобрит. Ему не больше, чем нам, нравится жить на такой безнадежно уязвимой территории. Он просто не хочет расстраивать эмира требованием возвести прочные стены вокруг нашей лавочки, и я его понимаю. Но эта идея – совсем другое дело, и если кто и может заставить эмира согласиться с ней, то только сэр Луи. Они теперь лучшие друзья и почти каждый день ведут долгие сладкие беседы, чем, собственно говоря, и занимаются в данный момент. Нам в любом случае понадобятся дополнительные склады, так что все пройдет как по маслу. Я попробую поговорить с шефом, когда он вернется из дворца. После бесед с эмиром он всегда пребывает в хорошем настроении.

Но, как верно сказал любимый поэт и соотечественник Уолли, «прекрасный план по воле рока не преуспеет»[63]. Сэр Луи вернулся из дворца гораздо позже обычного и в столь дурном расположении духа, что Уолли решил: сейчас как раз тот случай, когда младшим офицерам следует держаться на виду, но не лезть с разговорами.

Обычно, когда сэр Луи наносил светский визит во дворец, он оставался там около часа и возвращался в превосходном настроении, особенно если предметом беседы являлась (как сегодня) запланированная поездка по северным провинциям, которой эмир ждал с таким нетерпением. Уже была назначена дата отъезда и велись многочисленные приготовления, и сегодня вечером они собирались обговорить последние детали, как вдруг эмир внезапно сообщил, что не поедет…

Не может идти и речи о том, чтобы он покинул столицу в столь беспокойное время, заявил Якуб-хан. Мыслимо ли уезжать сейчас, когда у него нет никакой уверенности, что полки в Кабуле будут вести себя должным образом? Когда несколько провинций охвачены восстанием, когда кузен Абдур Рахман (протеже русских, живущий под их покровительством) замышляет вторгнуться в Кандагар и свергнуть эмира с престола, а брат Ибрагим-хан интригует против него с той же целью? У него нет денег и мало влияния, и если он покинет Кабул хотя бы на неделю, то, как пить дать, никогда уже не вернется. При существующих обстоятельствах его добрый друг сэр Луи в полной мере поймет сложность его положения и согласится, что от всяких мыслей о поездке следует отказаться…

Казалось бы, сэр Луи, прекрасно понимавший все трудности эмира и в течение последних нескольких недель самолично докладывавший о них в ряде официальных телеграмм и депеш, первый должен был согласиться с необходимостью отменить поездку, однако такого не случилось. Он страшно расстроился, поскольку видел в намеченной поездке сочетание имперского прогресса – публичной демонстрации дружбы и доверия, ныне установившихся между Великобританией и Афганистаном, – и деликатного напоминания о победе Британии в недавней войне. Вдобавок он потратил уйму времени, обдумывая планы данного мероприятия и готовясь к нему, и гнев, вызванный внезапным отказом эмира, усиливался неприятным подозрением, что он окажется в глупом положении, когда различные должностные лица, которым писал он сам или Уильям от его имени, узнают, что поездка вообще не состоится.

Как следствие, он затеял спор и изо всех сил постарался переубедить эмира. Но никакие доводы не возымели на Якуб-хана ни малейшего действия, и наконец, осознав, что он вот-вот потеряет самообладание, сэр Луи завершил разговор и вернулся в резиденцию злой как черт.

Уолли заметил это и, мудро рассудив, что сейчас не время поднимать новые вопросы, решил ничего не говорить о возможности повысить обороноспособность территории путем строительства складских зданий и амбулаторного пункта. Он ограничился тем, что спросил у Уильяма, выяснил ли тот, где им разрешено заниматься покосом.

Уильям выяснил: в их полное распоряжение предоставляются невозделанные пастбищные земли, составлявшие значительную часть Кабульской равнины, и им было предложено начать рядом с деревней Бен-и-Хиссар, расположенной неподалеку от крепости.

– Я сказал, что мы пошлем туда наших косильщиков утром третьего числа, то есть послезавтра, – пояснил Уильям. – Они спросили, потому что собираются приставить к ним охрану, хотя прекрасно знают, что мы приставим к ним свою собственную охрану. Впрочем, оно и к лучшему. Нам не нужны неприятности с деревенскими жителями, которые потом заявят, что наши парни зашли на их поля и уничтожили их урожай, а покуда эскадрон афганской кавалерии будет наблюдать за происходящим, такое вряд ли случится.

Уолли согласился с ним: неприятно, конечно, когда за тобой неотступно следуют афганские солдаты, но их присутствие послужит залогом того, что даже самый агрессивный крестьянин хорошенько подумает, прежде чем швырнуть камень в чужаков. Тем не менее он намеревался лично сопровождать косильщиков, чтобы удостовериться, что они держатся поодаль от возделанных угодий, а также чтобы обследовать окрестности и изучить поведение афганских стражников с точки зрения того, насколько легко – или насколько сложно – будет встречаться и разговаривать с Ашем во время таких вылазок.

Он склонялся к мысли, что устраивать встречи не составит труда, как только впечатление новизны сотрется и заготовка фуража на чармане станет обычным делом. «Однако Ашу не стоит являться туда в первый же день, – решил Уолли. – Косильщики будут выходить на работу через день, афганцам очень скоро прискучит следить за ними, и потом все будет проще простого».

Только на следующий день Уолли пришло в голову, что никому не станет хуже, если Аш случайно проедет мимо Бен-и-Хиссара, скажем, утром пятого числа, чтобы получить представление об обстановке и оценить возможности, которые она дает.

Мельком взглянув на дом мунши, Уолли успел убедиться, что в настоящий момент Аш там работает. Он подошел к странствующему торговцу, установившему лоток на границе территории миссии, и купил полдюжины апельсинов, пять из которых позже выложил в ряд на наружном подоконнике в своей гостиной, а потом аккуратно затворил внутренние ставни. Окно комнаты выходило на крышу сикхской казармы, в сторону конюшен и арсенала, и апельсины, ярко выделявшиеся на фоне белых ставен, были видны со значительного расстояния.

Аш не нуждался ни в каких указаниях. Если он еще не знал, куда должен отправиться Гамильтон-сахиб, то без труда узнает – и непременно там появится, коли сумеет выбраться. А коли не сумеет, значит приедет в следующий раз, а так как это будет седьмого числа, есть основания надеяться, что они отправятся на чарман без афганских стражников. Седьмого будет пятница, священный день отдыха у мусульман, и, если повезет, все они будут молиться в одной из городских мечетей.

За завтраком сэр Луи все еще был не в духе, а поскольку обычный поток посетителей, надеющихся на продвижение по службе или подающих жалобы на эмира либо на какого-нибудь министра, не оставил посланнику ни единой свободной минуты до конца рабочего дня, после чего он поехал стрелять куропаток с одним из местных землевладельцев, Уолли так и не представилось возможности поднять вопрос о строительстве складских зданий. Впрочем, он не особо расстроился. Он по-прежнему считал свой план превосходным, но внутренний голос предупреждал его, что сэр Луи в нынешнем своем настроении с ходу отвергнет сию блестящую идею, а потому он упомянул о ней только Уильяму, который, будучи штатским лицом, причем в настоящее время занятым по горло, совершенно не интересовался вопросами, жизненно важными с точки зрения профессионального военного.