Блейхредер был важной персоной — в его доме, например, был устроен «частный» обед, на который были приглашены как послы иностранных держав, так и прусские дипломаты. При этом хозяина дома по вопросам протокола консультировали чиновники МИДа. Обед — случай редчайший — был почтен присутствием самого Бисмарка. После получения дворянского титула желание миллионера как-то проявить себя приобрело прямо-таки уродливые черты. Это событие ему хотелось отметить самым грандиозным торжеством, какое когда-либо видел Берлин. И все еще отрезанный от истинного «высшего света» парвеню наконец-то получил надежду принять у себя самую отборную часть сливок общества.

Придворный чиновник, которого он попросил составить список приглашаемых офицеров, рассказывал позднее, что новоиспеченный дворянин посоветовал: «Не включайте, пожалуйста, лиц буржуазного происхождения, хотелось бы быть только среди своих». А когда капитан гвардейского полка все же привел с собой своего коллегу-буржуа, на торжестве разразился скандал. Блейхредер отвел офицера в сторону и сделал ему выговор: «Мой дорогой, нельзя же опускаться так низко».

По знаку капитана все присутствовавшие офицеры поднялись со своих мест и покинули дом. Баронесса Хильдегард фон Шпитцемберг записала в своем дневнике: «Самые лучшие полки объявили бойкот дому Блейхредера». Вот почему на протяжении нескольких последующих месяцев банкир не мог давать «официальных» балов. А еще шесть лет спустя светская львица Мария фон Бунзен отмечала: «Блестящий праздник устроил также Блейхредер. Общественное положение Блейхредера было, если хотите, превосходным, но все же поучительным. Почти весь аристократический и официальный Берлин прибыл к нему в гости с тем, чтобы, извинившись, вскоре уйти». Даже Вильгельм Кардорф, еще один друг Бисмарка, которому Блейхредер не раз помогал выпутываться из неприятностей, оплачивая его долги, подшучивал над банкиром в письмах к жене: «Вчера вечером был на большом концерте и балу у Блейхредера. После концерта состоялся торжественный ужин, а затем бал, на котором, как мне кажется, было слишком мало мужчин, особенно офицеров.»

Представители самого аристократического общества с благодарностью принимали приглашения на балы Блейхредера, музыка и угощение были поистине изысканными. При этом единственной барышней, не получившей за весь вечер ни единого приглашения на танец, была дочь хозяина дома. Почему так получалось?

Бисмарк объединил Германию, как и обещал, «железом и кровью», инструментом же ему послужило военное сословие прусских дворян. Разумеется, престиж военных взлетел до небес. В их среде не любили ни говорунов-депутатов, ни адвокатов, ни бюргеров вообще. А уж Блейхредер, еврей — ив силу этого сомнительный даже и как бюргер, вдруг возведенный в дворянство и получивший право именоваться Freiherr, с аристократической прибавкой к фамилии «фон» — вызывал у них просто конвульсии.

В Англии было совершенно не так. Там большие деньги или большие дарования давали и очень большие возможности — вне зависимости от «случайностей рождения». По поводу могущества больших денег можно привести совершенно конкретный пример — примерно в то самое время, когда Герберт фон Бисмарк сообщал своему приятелю, как неприятно истинному джентльмену «зависеть от грязного еврея», в Англии прошла шумная светская церемония. Лорд Розбери женился на одной из наследниц лондонских Ротшильдов. Лорд — Арчибальд Филипп Примроз, 5-й эрл Розбери — был отпрыском одного из самых аристократических семейств Великобритании. На свадьбе присутствовал наследник престола, принц Уэльский.

Что же касается «дарований» — пример может быть еще более красноречивым. Родившийся в Пруссии Карл Маркс — внук раввина и сын еврея-юриста, крестившегося для того, чтобы иметь возможность занимать государственную должность — эмигрировал в Англию и стал радикальным публицистом. Родившийся в Англии Бенджамен Дизраэли — сын литературного критика и историка, крестившегося из-за ссоры со своей общиной — стал английским премьер-министром.

Наилучшее определение Берлину, возможно, дал Вальтер Ратенау, которому в 1871-м, в год образования Второго рейха, было всего четыре года. Он называл Берлин «Чикаго на Шпрее», т. е. нечто кипящее, направленное сугубо на практическое дело, и совершенно пренебрегающее хорошим вкусом. В 80-е годы XIX века этот «Чикаго» бурно строился. Первый преждевременный рывок, перешедший в кризис, уже миновал, теперь рост экономики стал стабильным. Новые предприятия, новые банки, новые деловые конторы во множестве возникали чуть ли не каждый день. Вместе с городом на волне деловой активности и процветания росли «новые люди» — германские дельцы и промышленники.

Разумеется, рос и богател Блейхредер — его иногда уже называли «бароном». В Пруссии такого титула не было — фокус состоял в том, что таким титулованием делался намек на другого барона, Джеймса Ротшильда. Ну, до размеров ротшиль-довских капиталов банкир Блейхредер не дорос, но он упорно карабкался наверх. Например, купил имение у военного министра Пруссии, переплатив при этом по крайней мере вдвое. Видимо, тот факт, что он будет жить в доме, который до него принадлежал фельдмаршалу, графу фон Роону, грел его сердце. Тем самым он как бы вступал в социальную среду прусской знати, которая совершенно явно его презирала и отталкивала.

Зачем он это делал? Наиболее простым ответом на этот вопрос был бы самый короткий — для дела. Репутация человека, близкого к Бисмарку, придавала ему некий ореол: считалось, что он всегда в курсе и государственных дел, и отношений Германии с иностранными государствами. Кстати, часто так и было. И хотя канцлер вряд ли обсуждал с Блейхредером политические вопросы, банкир так хорошо знал своего патрона и ведал таким количеством его частных дел — например, он вел все счета по его имениям, — что угадывал зреющие события намного лучше, чем те, кто вынужден был полагаться на слухи и сплетни.

Но самым тесным было сотрудничество Блейхредера и Бисмарка в сфере личных финансов. На протяжении 34 лет банкир давал канцлеру налоговые и инвестиционные консультации, а также распоряжался ценными бумагами Бисмарка. В дополнение к этому Блейхредер управлял огромными землями канцлера, к расширению которых тот питал особенную страсть. Он старательно помогал Бисмарку увеличивать доходы, следя за тем, чтобы его земли приносили прибыль, предприятия лесной промышленности имели рынок сбыта, а ценные бумаги увеличивались в стоимости.

Бисмарк платил своему доверенному той же монетой — при его правлении инвестиционный банк, принадлежавший Блейхредеру, стал крупнейшим в Германской империи, а его владелец превратился в одного из самых богатых людей страны. Он оставил состояние оценивающееся от 70 до 100 млн марок.

К тому же Бисмарк, как уже говорилось выше, добился от кайзера наследуемого дворянского чина, причем Блейхредер не изменил вероисповедания, что носило беспрецедентный характер.

Таким образом, своим богатством и высоким положением Блейхредер во многом был обязан Бисмарку, однако в то же время прекрасно понимал, что за долгие годы дружбы он помог канцлеру не меньше. Такая репутация, естественно, способствовала притоку вкладов в его банк — иметь счет у Блейхредера становилось знаком высокого социального статуса. К тому же это было и выгодно — банкир знал свое дело, вкладчики получали хорошие проценты, выше среднерыночных.