— Разве Гришуню можно позабыть? — усмехнулся Заки. — Он не подрос, пока мы не виделись?

Беспалый покачал головой:

— Ты зря усмехаешься, Мулла, для тебя встреча с ним может закончиться очень печально. Интересно, а почему тогда Гришуня ушел с рынка?

Ведь он такой несговорчивый!

Мулла улыбнулся;

— Да испугался малец, что я могу оторвать ему ухо.

— Мулла, я очень боюсь, что ты не доживешь до завтрашнего утра. Во имя нашей прежней дружбы я прощаю тебе эту гору трупов. В память о нашей юности я предлагаю тебе помощь.

— Ты зря стараешься, Тимоша, — брезгливо процедил сквозь зубы Заки Зайдулла. — Я никогда не прибегал к помощи сук!

Беспалый пожал плечами.

— Что ж, каждый из нас сам выбирает себе судьбу. Считай, что я приходил к тебе попрощаться. Лейтенант! — Он повернулся к молоденькому офицеру, стоявшему за его спиной и поглядывавшему по сторонам цепким взглядом исподлобья. Зеки всегда опасались таких глаз: люди с таким взглядом часто палят просто со страху и могут открыть огонь только потому, что арестант сделал резкое движение.

— Слушаю, товарищ полковник!

— Как только закопаешь убитых, выгоняй немедленно всех зеков из барака! Нечего им здесь прохлаждаться! Мне очень интересно знать, чем же закончится вся эта комедия.

— Есть, товарищ полковник!

— Ну ладно, я пошел. Здесь мертвечиной воняет! Дверь за Беспалым затворилась.

Зеков похоронили в тот же день по-босяцки: вы рыли неглубокую могилу, потревожив ломами мерзлую землю, и положили мертвяков на дно. Вместо креста установили жердь, к которой прибили жестянку с нацарапанным на ней номером могилы. Мулла молча наблюдал за печальным ритуалом, а когда солдаты отошли, обратился к примолкшим зекам:

— Следующая очередь наша. Гришуню Маленького я знаю очень хорошо.

Этот не успокоится до тех пор, пока не вытрет о наши трупы подошвы своих сапог. У нас почти нет шанса выжить — их большинство! Но чтобы хотя бы умереть по-человечески, мы должны напасть первыми. Лично у меня есть нехорошее предчувствие, что все мы видимся в последний раз. Давайте, братва, простимся.

Завтра будет поздно.

Мулла никогда не отличался сентиментальностью, и произнесенные им слова произвели на воров сильнейшее впечатление. Задумались даже те, кто не верил в близкую смерть. Взгляды посуровели, словно воры увидели врата преисподней.

— Люди! — глухо продолжал Мулла. — Может, я обидел кого-нибудь из вас, так вы простите меня, грешного, если и было, то не по злобе… И давайте прощаться.

Первым, с кем попрощался Мулла, был Власик. Заки обнял парня за плечи и крепко прижал его к себе:

— Ну, будь!… Надеюсь, встретимся на том свете. Власик улыбнулся:

— Я тоже надеюсь, что еще увижу тебя в аду. Прощай, Мулла!

Следующим был Никифор.

— Прощай, друг, — Мулла прижался щекой к его щеке.

— Прощай, Заки. Мне бы очень хотелось вариться с тобой в одном котле! — пошутил Никифор и расхохотался.

— Только бы нам узнать там друг друга, Никифор! Темновато будет!

— Ничего, я тебя и в аду узнаю, Мулла. Такого породистого татарина, как ты, больше нигде не встретишь! А помнишь, как мы с тобой на пару бегали к Галке?

— Со Стромынки? — Мулла невольно улыбнулся, вспомнив любвеобильную Галку, которая отдавалась уличным кавалерам за три рубля. — Как же я могу такое позабыть? Она была моей первой девкой…

Потом Мулла подошел к Славе Горелому, взял его за плечи, встряхнул и произнес:

— Вот с тобой я в аду точно не встречусь. Бог подберет для тебя местечко по блату.

Слава Горелый, он же Слава Поп, некогда учился в духовной семинарии, но был исключен с третьего курса за то, что курил в ризнице табак-самосад, украденный у батюшки. Священник из него не получился, зато вышел искусный карманник. Видимо, Господь пожалел заблудшую овцу своего стада и наделил ее полезным талантом незаметно извлекать из карманов богобоязненных сограждан тугие кошельки.

Мулла попрощался с каждым вором и постарался для каждого отыскать то единственное слово, которое могло бы успокоить даже на пороге могилы. Заки напоминал священника, принимающего покаяние ратников, идущих на бой, и отпускающего им грехи.

А когда короткое прощание было закончено, Мулла сказал:

— Люди, вы не предали меня в жизни. Очень надеюсь, что Аллах не разлучит нас и после смерти. Представьте себе, какая это будет замечательная компания!

За дверью послышались шаги, и молодой уверенный голос строго распорядился:

— Автоматы наизготовку! Быть предельно внимательным! Если кто-то вздумает сопротивляться, пальните ему в лоб! Разрешаю. А теперь открывай!

Звонко щелкнул замок, и через секунду дверь распахнулась.

— Граждане заключенные! Всем выходить по одному! Предупреждаю сразу, я не люблю сюрпризов. Если вздумаете шутить, мои бойцы начнут стрелять без всякой команды!

Первым пошел Мулла, следом за ним вышел Власик, за Власиком — Слава Горелый, а за ним потянулись и все остальные.

Гришуня Маленький встречал кодлу Муллы у самого выхода.

Широкоплечий, с огромной головой, напоминавшей капустный кочан-переросток, он стоял расставив толстые короткие ноги, и всем своим видом напоминал Соловья-разбойника, способного одним только свистом изничтожить вражье воинство. По обе стороны от него толпилась вся его шайка, дожидаясь команды порвать на куски бывшего смотрящего лагеря.

Гришуня Маленький долгим взглядом проводил лейтенанта и автоматчиков. Когда последний из них скрылся за казармой, он ласково протянул:

— Вот мы и повстречались с тобой. Мулла! Жаль, что наше свиданьице запоздало лет этак на десять, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. И я надеюсь сполна вернуть тебе должок. А знаешь, я боялся, что наша встреча сорвется! Ведь Хрыч мог насадить тебя на нож.

Мулла видел, что на каждого его человека приходится по шесть бойцов из кодлы Гришуни и предстоящий бой будет больше напоминать избиение.

— Я тоже хотел тебя увидеть, Гришуня!

Гришуня милостиво улыбнулся. Он знал, что смерть Муллы не будет легкой: он собирался резать врага на куски и швырять эти кровавые куски в запретную зону на прокорм сторожевым псам. Коротышка наслаждался своим превосходством. Для него Заки Зайдулла был уже покойником. От разговора с бессильным врагом Гришуня Маленький получал кайф не меньший, чем от ядреной казахской анаши.

— А ты все такой же остряк! И вижу, что по-прежнему презираешь смерть. Я прав, Мулла? А может быть, ты думаешь, что ты бессмертный? Вижу, что твои молодцы так не считают — вона как перебздели! С лица сбледнули!

— Гришуня, а ты ведь и сам не из железа сделан!