— Думаю, время, когда я занималась интересной, — Грета очертила пальцами кавычки, — работой, позади. Это часть взросления? Когда выбирать не приходится.

Я не знала, что значит быть взрослой. По крайней мере не в ее понимании этого слова. Она ждала ответа.

— Ой, это был не риторический вопрос? Ты в самом деле хочешь знать мое мнение?

Она кивнула.

— Ты занимаешься тем, чем должна, — сказала я.

Официант вернулся, и мы обе мельком взглянули на меню.

— Заказывай, что хочешь. Что-то хорошее. Я угощаю.

Не знаю, почему я это сказала. Я была уверена, что в воздухе витает какая-то пассивная агрессия, но в тот момент никак не могла прислушаться к своим ощущениям или же испытывала смешанные чувства, а еще было слишком шумно, чтобы услышать главное.

— Закажу-ка я салат, — пробормотала она.

— Почему?

— Не знаю.

— Закажи бургер. Нам бургеры, — заявила я официанту.

— Чизбургеры, — поправила она.

— Два чизбургера. И еще вина в течение минуты.

Грета осушила бокал.

— Точнее, еще вина прямо сейчас, — добавила я.

Слева от меня богач долистал газету, сложил ее вдвое и принялся внимательно изучать рейтинговую таблицу на одной из страниц. Справа от меня девушка — у нее размазался макияж на глазах — отодвинулась от мужчины. У нее были гладкие изящные руки, без каких-либо украшений, с чистым французским маникюром. Его руки, сжатые в кулак, казались плотными. Я поискала кольцо у него на пальце и решила, что сейчас из-за этого произойдет что-то неприятное. Но его руки тоже были чистыми.

— Итак, я отправилась на встречу с этими людьми, чтобы узнать, во-первых, хотят ли они сотрудничать на долгосрочной основе и, во-вторых, смогу ли я заставить их платить мне меньше, или как-то иначе, хотя бы в этом году.

Далее последовал рассказ о предельном уровне дохода для участия в программе «Медикейд», обо всех трудностях, с которыми им с Дэвидом пришлось столкнуться с тех пор, как закрылся ее журнал и она потеряла медицинское обеспечение, и о том, как теперь они боялись в буквальном смысле всего. Хотя мы созванивались каждую неделю, обо всем этом я услышала впервые, хотя и была в курсе того, что им приходится нелегко. Я же не идиотка. Но обычно мы просто легкомысленно трепались о том о сем. Я старалась рассмешить их, рассказывала истории о жизни в большом городе. То, что поведала Грета, и беспокоило меня, и навевало скуку. Затем она сказала, мол, хорошо, что те гроши, которые зарабатывает мой брат, он получает из-под полы. Мы обе рассмеялись, она ведь вышла замуж за музыканта и по любви.

Подали еще вина. Я написала сообщение начальнику о том, что до вечера буду работать из дома, на что он ответил: «В последнее время ты только этим и занимаешься». Я уже была готова набрать: «Так же, как вы», но вместо этого написала: «Так же, как остальные». Потом я чуть было не написала: «Ну же, просто возьмите и увольте меня», словно мне до смерти хотелось, чтобы он сказал: «Знаешь, не приходи завтра», но от него пришло сообщение: «Это точно», — и катастрофа была предотвращена. Но мне все равно придется завтра идти на работу, так что же я выиграла?

Грета продолжала жаловаться на «Медикейд» и цены на медицинское обслуживание. Принесли заказ, и я уже решила, что теперь-то она сменит тему. Не тут-то было. Я с жадностью набросилась на еду и разрушила ее планы. Бургер был слабо прожарен, чеддер, котлета и булочка отлично гармонировали с ним, просто песня, а не обед. Картофель фри в майонезном соусе. Я не осилила бы еще один бокал вина, хотя мне очень хотелось. Но в последнее время я много работала над тем, чтобы научиться, когда и что именно следует говорить.

— Надо было заказать бутылку, — заметила Грета.

— Логично, — ответила я.

Я призадумалась в поисках темы полегче. Хотелось, чтобы сегодня Грете было весело.

— Как вообще в Нью-Гэмпшире? — спросила я.

— Не заставляй меня говорить о Нью-Гэмпшире.

— Ладно, не буду.

— Поздно, — ответила она.

Стеллажи для ружей, рекламные щиты с Трампом, никаких книжных магазинов. Ей приходится везде передвигаться в машине. Она скучает по пешим прогулкам. Поэтому она и набрала вес — потому что не ходит пешком. Она сидит дома весь день, а до кинотеатра сорок пять минут езды. Хотя они вообще не могут позволить себе ходить в кино. Друзей они не завели и чувствуют себя полностью изолированными. Есть только она, ребенок, муж и свекровь. В Нью-Йорке у нее был миллион друзей.

— Ну, зато там красиво, — сказала я.

— Да, стоит полюбоваться закатами, — сухо ответила она. — Может, наконец приедешь как-нибудь, посмотришь на закат.

Внезапно я заскучала по разговору о «Медикейд».

Те двое справа от нас снова взялись за руки. Точнее, мужчина схватил спутницу за обе руки. Схватил и принялся их поглаживать. Может, она пыталась освободиться?

У меня завибрировал телефон: сообщение от мамы, которая таким образом вмешалась в ситуацию. «Ну как вы, веселитесь?»

— Мама спрашивает, веселимся ли мы, — сказала я Грете.

— Отрываемся по полной, — ответила она.

— Сказать ей, что мы напились?

— А как же.

«Веселимся и пьем вино», — написала я в ответ.

«Проследи, чтобы она села на поезд домой», — написала мама.

— И каково это — жить с мамой? — спросила я у Греты.

— Не знаю, что мы без нее делали бы, — ответила она с элегантной и душераздирающей едкостью. — Неизвестно, сколько осталось Сигрид.

— Понимаю.

— Ты ее давно не видела, не уверена, что ты ее помнишь. — Теперь в ее голосе звучали уже не душераздирающие, а скорее агрессивные нотки.

— Как я могла забыть? — спросила я.

Официантка убрала тарелки. Мужчина слева дочитал газету, сложил ее вдвое и положил на сиденье между нами. Из внутреннего кармана он достал ручку и небольшой блокнот, открыл его, но в итоге лишь начал щелкать ручкой — сперва задумчиво, потом ритмично, а потом это стало меня раздражать. До этого я была не уверена в своем отношении к нему. Возможно, он отличный, хорошо воспитанный парень. Но человеку, который щелкает ручкой, не быть моим другом.

— Меня все еще изматывает моя жизнь, — сказала Грета. — Но знаешь что? По крайней мере я больше не начальница. Это было невыносимо. Ты знаешь, что начальнику непозволительно быть в плохом настроении? И вдобавок тебе нужно заботиться о чужих проблемах. У меня в подчинении было множество замечательных женщин, но, Андреа, у женщин столько проблем! Я работала после рождения Сигрид, да еще у меня на руках был твой брат, который сам по себе ребенок, а все мои сотрудники беспокоились о том, что журнал разваливается у них на глазах, в придачу ко всему остальному дерьму в их жизни… Так вот, сейчас кажется, что у меня чертовы каникулы, ведь мне нужно заботиться только о неизлечимо больном ребенке и плате за медобслуживание.