Столовая в квартире отца была очень просторной. Основное место в ней занимал длинный стол, за которым могли свободно разместиться сорок человек. Но теперь, после смерти Антона, их осталось только четверо, а сейчас трое, и это создавало впечатление арктической пустоты и холода.

Это впечатление еще усиливалось от того, что стол был накрыт белоснежной скатертью голландского полотна. Немного нарушали эту полярную картину розы в хрустальной вазе и столовые приборы старинного серебра.

– Мила, – проговорил отец, откашлявшись, – хорошо, что ты пришла. Мы все погорячились, но не нужно делать из мухи слона. И самое главное – не нужно принимать скоропалительных решений. Ты знаешь, время все лечит, и время дает ответы на самые сложные вопросы. Так что немного подождем и не будем забывать, что мы – одна семья.

Глеб сидел напротив Людмилы и комкал в руках край салфетки. После слов отца он быстро взглянул на сестру.

Людмила ничего не ответила. Отец повернулся к двери и распорядился:

– Анна Ивановна, можете подавать!

Анна Ивановна внесла фарфоровую супницу, поставила ее посреди стола, разлила по тарелкам суп. Сегодня она приготовила крем дюбарри – французский суп из цветной капусты.

Брат налил себе бокал белого эльзасского вина. Отец пил за обедом только минеральную воду, Людмила предпочитала свежевыжатый апельсиновый сок.

Анна, не спрашивая ее, налила в ее стакан сок из кувшина.

Людмила вспомнила сцену, которую видела в зеркале. Это был тот самый кувшин из темно-синего хрусталя…

Анна не успела еще отойти от стола, когда Людмила подняла полный стакан, ее рука как бы нечаянно дрогнула, и стакан выпал, облив темное платье домработницы, несколько капель попало и на ее лицо.

Анна Ивановна вскрикнула, ее лицо побелело, она выбежала из столовой. Людмила вскочила из-за стола, едва не уронив стул, бросилась вслед за домработницей.

Она нашла Анну Ивановну в ванной. Женщина плескала себе на лицо водой, руки ее тряслись, лицо было серым от страха.

– Что это с вами? – проговорила Людмила, остановившись в дверях ванной. – С чего это вас так разбирает?

– Ни… ничего! – Анна повернулась к ней, поправила передник. – Я просто… хотела замыть… сок плохо отстирывается…

– Замыть? – звенящим голосом переспросила Людмила. – Леди долго руки мыла, леди долго руки терла, эта леди не забыла окровавленного горла!..

– Что? – Анна еще больше побледнела. – Какое горло, Людмила Михайловна? Бог с вами, что вы такое говорите!

– Не обращайте внимания, это просто стихи! – Людмила шагнула вперед, внезапно запустила руку в карман фартука и вытащила оттуда маленький флакончик. – А вот это что такое?

– Это… я не знаю…

– Яд? – спросила Людмила удивительно спокойным голосом. – Ты хотела меня отравить?

– Людмила Михайловна… – Анна с ужасом смотрела то на хозяйку, то на флакон. – Честное слово, я не знаю… Глеб Михайлович… он меня заставил… я его так боюсь… я не знаю, что это такое, честное слово… он велел налить в ваш сок…

– Хотела меня отравить? – повторила Людмила и надвинулась на домработницу. – Я тебя в порошок сотру! Мокрого места от тебя не оставлю! На зону пойдешь!

Она схватила Анну за воротник, встряхнула, как тряпичную куклу, сама удивляясь накатившей на нее ярости. С трудом взяв себя в руки, выпустила воротник.

Анна попятилась, закрыла лицо руками, словно пытаясь заслониться от удара. Людмила перевела дыхание. Приступ ярости прошел так же неожиданно, как начался. Анна плюхнулась на край ванны, опустила голову в ладони и зарыдала.

– Сегодня же уволишься! – отчеканила Людмила, прежде чем выйти из ванной комнаты. – Если через час увижу тебя в доме – немедленно вызываю полицию!

– Полицию? – Анна отняла руки от лица и взглянула на Людмилу с непонятным выражением. – Полицию? Полиции в этой семейке много дела найдется! Думаете, если богатые да при власти, так вам все можно? Бедного человека в порошок стереть или еще чего похуже! Полицию она вызовет, ага, так тебе и позволили! Нашла чем пугать!

– Хватит болтать! – Людмила неожиданно ощутила гнетущую усталость. – Собирай вещи и убирайся!

– И уйду! – тихо ответила Анна Ивановна. – Вот где мне уже семейка ваша, выше крыши мне вас хватило!

Людмила только пожала плечами.

Вернувшись в столовую, она спокойно проговорила:

– Анна Ивановна уволилась, так что второе блюдо и десерт придется подавать самим.

– Уволилась? – Отец удивленно посмотрел на нее. – Что это вдруг?

– Срочно уезжает в Конотоп. У нее там племянница рожает двойню.

– Бред какой-то. – Отец положил ложку. – Глеб, ты что-нибудь понимаешь?

Глеб мрачно молчал. Людмила просидела до конца обеда, демонстративно не прикасаясь к еде. Глеб тоже ел мало, только зыркал на нее злобно.

Лукреция, пошатываясь, добрела до своих покоев, вошла в спальню, упала на кровать и глухо, хрипло зарыдала.

Так она рыдала час или больше, но вдруг почувствовала спиной чье-то присутствие. Резко обернувшись, увидела старую служанку Аврелию. Старуха стояла в дверях, сложив руки на животе, и с жалостью глядела на свою госпожу.

– Что тебе нужно, старая женщина? – раздраженно спросила Лукреция. – Ты шпионишь за мной? Ты следишь за мной по приказу брата? Что ж, передай ему, что он добился своего, мое сердце разбито. Он всякий раз отнимает у меня то, что мне дорого…

– Я не шпионю за вами, мадонна! – возразила Аврелия. – Я не брала денег у господина герцога и никогда не возьму. Мне причиняет боль ваше страдание, мадонна, и я хочу помочь…

– Чем ты можешь мне помочь, старая женщина? – Лукреция надменно скривила рот, прикрыла покрасневшие от слез глаза. – Не сердись, Аврелия, я не хотела обидеть тебя, но мне никто не может помочь. Разве что… достань мне яду, чтобы я могла последовать за своим возлюбленным. Может быть, еще не поздно.

– Не говорите так, мадонна! – перебила ее служанка. – Вы еще так молоды, а жизнь такая длинная! Вы еще не раз полюбите…

– И каждый раз брат будет отнимать у меня любовь!

– Как знать, как знать…

– Ты говоришь загадками, Аврелия! Скажи яснее.

– Я слышала, господин герцог велел вам больше гулять. Отчего бы вам не прогуляться сегодня вечером?

– Прогуляться? Я не понимаю тебя, Аврелия!

– В свое время вы все поймете, мадонна! А сейчас отдохните, сегодня вас ждет трудная ночь!

Лукреция хотела возразить, хотела отчитать служанку за своеволие, но отчего-то промолчала. На нее навалилась странная апатия. Она легла на длинную кушетку и впала в забытье.