революции на Балканах были и люди с холодной головой, открыто говорившие о том, что реакция временного победила и революция не стоит на повестке дня. Маркович заявил на первом заседании Югославской комиссии в 1925 г.: «Кто читает манифесты балканской федерации, у того получается впечатление, что на Балканах все уже охвачено пожаром. Когда мы, живущие в Юго-Славии, читаем эти манифесты, мы невольно смеемся над ними. И в само деле – смешно так искажать положение вещей»[176].

В начале 1930-х гг. Коминтерн активизирует свое давление на КПЮ с целью попыток наладить сотрудничество с национальными организациями. На 1931 г. планировались выборы в скупщину Югославии, к которым компартия не была допущена. В этой связи Политкомиссия Коминтерна направила телеграмму в ЦК КПЮ, где содержались конкретные лозунги, которыми должны руководствоваться югославы своей агитационной работе: «Долой великосербскую фашистскую диктатуру; Долой монархию великосербских капиталистов, помещиков и генералов; Право всех наций на самоопределение вплоть до государственного отделения; Да здравствует свободная и независимая Хорватия, Македония, Словения и Черногория. Вон всех сербских оккупантов, чиновников, жандармов. Вон белогвардейцев, провокаторов, и поджигателей войны»[177].

Правящий режим в Югославии именовался великосербским фашизмом, против которого сражаются свободолюбивые хорваты и словенцы. При этом важно подчеркнуть, что в резолюциях Коминтерна говорится о необходимости поддержать национальные и социальные требования крестьянства, которой выступает основным костяком национальных движений[178].

Наряду с политическим лозунгами Политкомиссия давала югославам инструкции, в которых говорилась о необходимости заключать соглашения с низовыми национально-освободительными организациями и посылать в эти организации и партии коммунистов в целях создания внутри этих движений левых фракций[179]. В первую очередь имелась в виду Хорватская крестьянская партия, которая критиковалась с точки зрения попустительства хорватской буржуазией сербской гегемонии в обмен на некоторые уступки.

С середины 1920-х гг. в СССР жили руководители КПЮ, работая в структурах Коминтерна, Института философии, Международном аграрном институте и Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада. Самыми известными были Филип Филипович и Сима Маркович. Если Маркович отошел от активной политики, сконцентрировавшись на философских исследованиях, то Филипович написал ряд работ, посвященных крестьянскому и национальному вопросу на Балканах[180]. В них он развивал тезисы Коминтерна: ««Избранная» сербская нация занимает господствующее положение в Югославии и является угнетательницей всех остальных наций. Вся государственная власть находится в руках империалистической буржуазии сербской национальности и служит ее классовым интересам»[181] и т. д. Было бы сильным упрощением тезис о том, что Коминтерн лишь сверху навязывал КПЮ сецесионный путь решения национального вопроса. Он опирался на левое крыло югославских коммунистов, которое зачастую выходило даже за рамки, установленные ИККИ – критика не великосербской буржуазии, а сербов как «угнетающей нации».

Наряду с тактикой энтризма, в которой обычно обвиняли троцкистов, Коминтерн подталкивал КПЮ к созданию независимых национальных организаций, в которых бы негласно состояли бы коммунисты. Мне удалось отыскать в архиве Коминтерна интересный документ, который называется «Об отношении к хорватской группе К.»[182]. В нем говорилось о недостатках работы КПЮ с национально-революционными группами, под которыми, видимо, имелись в виду ответвления КПЮ[183]. В 1933 г. КПЮ стала выпускать газету «Хорватский путь» («Hrvatski put»), нацеленную на хорватских крестьян. Редактором газеты стал Дуро Цвиич[184].

Интересное описание деятельности национально-революционных групп оставил Эдвард Кардель в своих воспоминаниях. Позволю привести длинную цитату: «…за рубежом были выдуманы какие-то абстрактные конструкции, как, например, концепция о Революционной профсоюзной оппозиции (РПО), о революционных крестьянских комитетах и Словенских национальных революционерах (СНР). В один день нам сообщили из заграницы, что Центральный комитет Коммунистической партии Югославии направит к нам одного товарища с задачей организовать СНР. Мы были в восторге от того, что наконец нашелся один нелегальный национальный революционер, который не является членом Коммунистической партии и который готов взяться за работу над созданием подпольной национально-освободительной организации.

Мы приняли его с восторгом и сразу же договорились с ним о том, что мы направим в краевое руководство два члена Коммунистической партии, которые будут помогать ему в формировании этой новой нелегальной организации; а у этой организации, конечно, был бы какой-то смысл только в том случае, если в ней не сидели бы только организованные коммунисты. Однако наш восторг вскоре исчез. Когда мы закончили собрание, этот товарищ повел меня в сторону и сказал мне, что он получил от Центрального комитета строгий приказ сказать только мне, то есть Краевому комитету, что и он является членом партии и что свои партийные обязанности он будет выполнять в непосредственной связи с Краевым комитетом»[185].

Разумеется, мемуары Карделя написаны спустя тридцать лет после описываемых событий. На его восприятие тех событий очень сильно повлиял последующий острый конфликт между Тито и Сталиным. Но на мой взгляд, приведенная цитата в целом верно отражает скептический настрой определенной части югославских коммунистов к инструкциям Коминтерна, в которых слабо учитывалась местная специфика. Руководители Коминтерна не стремились глубоко изучить расклад политических сил в Югославии, предысторию национальных конфликтов, а ограничивались наложением «универсальной» схемы Октябрьской революции. Особенно ярко об этом свидетельствует полное игнорирование крайне важного для Балкан религиозного вопроса. Разделение южных славян на православных, католиков и мусульман стало основой для становления этнического самосознания сербов, хорватов и бошняков. Я просмотрел сотни страниц документов, подготовленных в Югославской комиссии и Политкомиссии Коминтерна и не нашел ни одного упоминания о значении конфессионального фактора.

В ответ на неудачи в ходе попытки создать неофициально аффилированные с КПЮ национальные организации, на четвертой партийной конференции в 1934 г. было принято решение о создании Коммунистической партии Хорватии, Коммунистической партии Словении и Коммунистической партии Македонии[186]. Однако, судя по всему, эти организации входили в рамки общепартийной структуры КПЮ и подчинялись ЦК югославской компартии[187]. Хотя данные решения на практике были реализованы лишь через три года. Видимо сказывался дефицит кадров КПЮ, которая постоянно находилась поду даром со стороны югославской монархии.

Особое внимание Коминтерн уделял македонскому вопросу. По мнению некоторых исследователей, именно Третий Интернационал был первой крупной международной организацией, который признал существование македонской нации[188]. Еще в 1920-е гг. установились тесные связи между ВМРО (Внутренняя македонская революционная организация) и Коминтерном. Москва была заинтересована в реализации идеи образования независимого македонского государства в его этнических границах и использовании структур Балканской комиссии, Венского центра, института уполномоченных ИККИ, а также различных советских органов (Разведуправление РККА, Иностранный отдел ГПУ – ОГПУ, дипломатический корпус) в интересах формирования македонской государственности[189]. Всем балканским компартиям Коминтерн давал инструкцию оказывать поддержку македонскому национальному движению, которое привлекало Москву своей активностью и радикальностью[190].