Избавившись от пистолета, Костя, тем не менее, спокойствия не ощутил, и дорога от КПП до дома приятной ему не показалась. Мерещились какие-то тени, неясные звуки… Здорово, что это было только разыгравшееся воображение.

Около калитки никого не было. Костя прошел к себе, но вскоре к нему в двери постучалась хозяйка.

— Опять к тебе местные приходили, — сказала она. — Те самые. Что за люди это?

Чепрасов даже не сразу нашелся, что ответить.

— Я не знаю, кто приходил, — наконец ответил он. — У меня местных знакомых много разных…

— И не все знакомства приятные, — все же счел нужным добавить он.

— О-хо-хо, — хозяйка вздохнула, и вышла к себе.

Лейтенант упал на кровать. Выхода он не видел — впереди был огромный тупик. Как стена из белого кирпича. Не разобьешь! Правда, оставалась надежда на завтрашний разговор с капитаном.

«Буду просить у него право носить оружие с собой!» — подумал Костя. — «Конечно, начнет отказывать, ныть, дохнуть. Но я попробую. Других вариантов не вижу. Не будет же ФСБ меня здесь охранять все время?».

Последняя мысль показалась ему довольно забавной, и он даже криво усмехнулся.

Разговор с начальником штаба оказался довольно коротким, и совсем не таким, как Чепрасов себе его представлял.

— В общем, — почти торжественно сказал капитан, — можешь не переживать. Они — никто, и звать их никак.

Костя оторопел.

— В смысле? — спросил он, не подумав даже, что такое высказывание будет для вышестоящего начальства оскорбительным. Впрочем, сейчас его эти уставные условности волновали в последнюю очередь.

— Ну… — развел руками капитан. — В смысле чего? А! Ну, короче говоря, я тут побеседовал с одним местным авторитетом… Они не из криминала. Так, мелкая шпана. Ничего серьезного. Так что смело можешь посылать их на хер, живи, служи и не парься. Как сейчас говорят — расслабься, короче.

Костя как в тумане покивал головой, вышел из штаба, и побрел, сам не зная куда. В голове кишели обрывки мыслей, настроение и состояние души окончательно ушли во мрак безысходности.

«Вот, блин, поговорили! Побеседовал он! Шпана, типа, мелкая! А то я сам не знал! Ну и что, что мелкая? А я что — крупная фигура? Как раз по мне и шпана. И еще наркоманы. Вхожи они в криминал, не вхожи… Какая на хрен разница! Под кайфом или за дозу пырнут. Точно пырнут! Бушлат я им, конечно, не понесу. Потом все равно не наносишься. А вот что делать-то? Прятаться? Но как???».

Лейтенант зашел в казарму, не отвечая на приветствия, открыл канцелярию своим ключом, зашел, и заперся изнутри. Ему нужно было хорошо подумать. Ситуация складывалась не просто тупиковая, а катастрофическая. Встреча с местными становилась стопроцентно неизбежной, и Костя был совсем не уверен, что ему удастся отделаться легкими телесными повреждениями.

Через полчаса в дверь застучали. Пришел командир батареи Здорик. Пришлось вставать, открывать дверь, что-то обсуждать. Здорик заметил вялость подчиненного, но Чепрасов отговорился, сказав, что приболел что-то. Температура, голова болит. Командир батареи отстал. Да ничего особенного в этот день и не намечалось. Часть батареи ушла в наряд по кухне, часть забрал старшина для каких-то своих хозяйственных работ. Свободных бойцов не осталось вообще. А завтра им всем надо было идти в караул.

К вечеру, неожиданно, Костю вызвал к себе комбат.

В кабинете у майора он был не один. Напротив него сидел крепко сбитый, плотный, с лицом, наполовину закрытым черной жесткой щетиной. На столе стояла бутылка водки, на тарелке — останки жареной курицы. Рядом лежали две горки костей. Пустая бутылка водки выглядывала из-под стола.

— Садись, — кивнул на пустой стул комбат. Он повернулся к шкафу, взял пустой стакан, налил в него водки, и подтолкнул его к Косте.

— Выпей, — скорее приказал, чем предложил он.

Костя почувствовал себя неуютно. Но присел, взял стакан, напрягся, представив, что в стакане простая вода, (как его учили здесь же в самые первые месяцы службы), и быстрыми мощными глотками высосал водку.

Она обожгла глотку, прокатилась в желудок, но скоро неприятные ощущения ушли, а чувство эйфории и облегчения накатило.

— Рассказывай, как на тебя наехали. Кто? — Комбат пододвинул тарелку ближе к лейтенанту. Строго говоря, выбирать-то там особо было уже нечего. Костя взял кусочек кожи, бросил в рот, мигом прожевал, и начал говорить.

Он рассказал все, включая и то, что ночевал с пистолетом, не сданным после караула.

— Это товарищ из ФСБ, — кивнул в сторону незнакомца комбат. — Сулейман Хашиев.

Чепрасов кивнул, и представился.

— Я уже в курсе, — улыбнулся Селейман.

Они пожали другу руки.

— Хочешь, — сказал Хашиев, — мы устроим на них засаду? Когда они обещали прийти?

— Они не обещали прийти, — возразил Костя. — Это я не пришел к ним, а они несколько раз приходили к моему съемному жилью. Правда, не застали меня ни разу.

— Ну, вот, — чему-то обрадовался Сулейман. — Ты с ними встреться, скажи, что заплатишь. А потом напишешь заявление о вымогательстве. Мы их возьмем.

Несмотря на все участие в его судьбе, эта идея у Чепрасова энтузиазма не вызвала. Ему очень не хотелось еще глубже влезать в эту историю. Он просто желал, чтобы его оставили в покое. Правда, свербила мозг еще одна мысль… Но это потом.

— Если придут, конечно, — сказал он вслух.

Комбат улыбнулся, и указал лейтенанту на дверь. Костя встал, еще раз пожал руку Сулейману, и быстро ушел. В казарму идти он не захотел, а зашел на узел связи, который располагался прямо напротив дежурки, и где сегодня сидела за пультом Лейла, и стал смотреть телевизор. Шел какой-то бразильский сериал, но Чепрасову было абсолютно все равно. Он думал над предложением фээсбэшника, и чем больше думал, тем меньше оно ему нравилось.

С одной стороны, было бы неплохо избавиться от этих типов. И если бы они поняли, что за него «подписывается» само ФСБ, то, возможно, отвалили бы навсегда. Это было вероятно.

Но минусов было гораздо больше. Основной их причиной служило то, что Костя никому из местных здесь не доверял. Нет, строго говоря, были и хорошие люди, рядом с которыми лейтенант чувствовал себя совершенно спокойно, (тот же Абдуразаков, например), но и им Костя доверял не до конца. Незнакомым, или малознакомым, веры не было вообще.

«Предположим», — размышлял он. — «Предположим, что все так и будет. Я с ними встречусь, наобещаю всего — всего, а потом сдам их ФСБ. Куда их отправят? Что, ФСБ будет заниматься делом о мелком вымогательстве? Да, мелком. Это для меня вопрос жизни и смерти, а для органов — мелочь. Значит, мелкой шпаной, как они у них числятся, ФСБ заниматься не будет. Значит… Что значит? Что их сдадут в местную милицию. Вряд ли отпустят. Но в милицию сдадут. Местную. И тогда, скорее всего, они скоро выйдут. А что они такого сделали? Не убили же. Пусть не успели, но не убили! Значит, отпустят. И куда они отправятся после этого? Ко мне… Да и то вряд ли. Скорее, друзей пришлют, чтобы самим не светиться. Я их друзей не знаю, зато они узнают меня. И тогда… И тогда я в любой момент могу получить по темечку, или ножом в бок… Вот так оно все и будет. Самый плохой вариант чаще всего и сбывается!».