— Я давно хочу туда поехать. А с тобой вдвоем еще интереснее будет.

Ника тоже не отодвигалась, и Игорь гадал: или она все еще под впечатлением встречи с этой парой, или же, как и он, не хочет ничего менять.

— Ты что, всерьез предлагаешь мне это путешествие?

— И путешествие, и свадьбу. Как захочешь. Можно сначала свадьбу, потом путешествие. Можно — наоборот.

Ника молчала, и Игорь почему-то снова заволновался, хотя внешне ничем себя не выдавал.

— Зачем тебе это надо? — спросила Ника, и он понял, что она все еще там, все еще беседует мысленно со своим Колей. Игоря взяла досада. Он и сам не знал, зачем ему это надо. А она спрашивает.., и правильно делает. Хочет все расставить по местам. Не безрассудный человек, такая не подведет.

— Надо, — упрямо буркнул он, понимая, что выглядит смешным.

Но она не засмеялась. Даже не улыбнулась.

— А что скажет твоя мама?

— Я совершеннолетний. И через год заканчиваю институт.

Ника задумчиво смотрела в мерцающие стеклышки очков. Серьезные глаза за ними ждали ответа.

— Пожалуй.., сначала путешествие, — сказала Ника и поднялась.

На Байкале они прожили три недели. Турбаза, где они поселились, была полна студентов и разношерстной молодежи, которая затевала костры, вылазки на природу и танцы. Все три недели Ника пропитывалась идеями, которыми щедро делился с ней Игорь. Идеи касались философии брака вообще и отношений между мужчиной и женщиной в частности.

— Я отвергаю брак по любви уже потому, — говорил Игорь, отмахиваясь веткой от больших и назойливых комаров, — что любовь, как все проходящее, естественно, проходит.

— На чем же будет держаться такой брак? — резонно интересовалась Ника.

— На взаимном уважении и поддержке. На договорной основе.

— Как касса взаимопомощи… Такая семья больше похожа на профсоюз.

— Разве плохо? В обычной семье случись роман на стороне, она распадается. А в семье-профсоюзе нет места ревности, и она сохранится.

— Но почему? С какой стати?

— Ну ведь ты не бросаешь, например, родителей, оттого что у тебя с кем-то любовь? Долг перед ними — это святое.

Ника качала головой, но не могла во многом не согласиться с Игорем. Действительно, любимый человек может предать. А нелюбимый?

Однажды вокруг этого вопроса разгорелся настоящий спор, в который Игорю удалось втянуть целую компанию. Дело было на пикнике. Молодежь интересничала, все хотели высказаться, и у Игоря нашлось довольно много сторонников Говорили горячо и много как в защиту брака без любви, так и наоборот. Тема оказалась животрепещущей, поскольку здесь, на фоне потрясающей, величественной красоты Байкала, все, как в воду, бросились в романы, а кто не бросился, тот флиртовал и хотел понравиться. Крепкая высокая девушка с низким голосом говорила, что семью лучше строить не на почве страстей, а с трезвой, холодной головой. О холодной голове она говорила горячо и страстно. С ней спорил военный, видимо, только что закончивший училище.

— Трудности вместе вынести можно, только если любишь! — горячился он и умоляюще заглядывал в глаза девушкам. — Если меня пошлют на острова или в степи Казахстана, где воды толком нет, что жена станет там делать, если не любит?

— А не нужно жениться, если не можешь женщине создать нормальных условий! — живо парировала высокая. И того и другого громко поддерживали. Только один молчун щипал струны гитары и посвистывал мотивчик. Казалось, он не слушает и думает о своем Бородатый гитарист исподлобья посматривал на спорщиков и только изредка отрывался от своей гитары, для того чтобы подбросить хворосту в огонь. А когда уходили, он подозвал к себе Игоря и, пряча улыбку в бороде, вдруг подмигнул и заявил: «Хорошо врешь!»

Интеллигентный Игорь вывел за территорию очков обе брови: «Вы это о чем, собственно?»

— Брак без любви расхваливаешь, а сам? Думаешь, не видно, какими глазами ты на свою черноглазую посматриваешь?

Игорь снял очки и стал протирать их платочком, не глядя на бородача.

— Если вы такой наблюдательный, то поздравляю вас, — немного нервно ответил он, а затем уже более миролюбиво добавил:

— Вы только ей о своих наблюдениях не говорите…

Вернувшись с Байкала, они расписались и пришли к Елене Игоревне. Как обычно, Игорь был предельно краток.

— Мама, это моя жена, Ника. Она будет жить с нами.

Елена Игоревна, что называется, «сошла с лица».

Но, впрочем, она умела держать себя в руках и позволила себе для начала только ядовитое: «Ну, спасибо, сынок!» И демонстративно удалилась в свою комнату.

Утром, когда Игорь ушел в институт, Нике был учинен допрос с пристрастием. Ника честно ответила на все вопросы. И что приехала из очень, ну просто очень провинциального городка, где жила даже не в самом городе, а в примыкающем к нему поселке. Что отец — шахтер, а мать — инвалид, так как ослепла еще в молодости. И что закончила Ника только первый курс института, и что, имея родственников в Москве, не общается с ними по личной причине.

Елена Игоревна выслушивала ответы новоиспеченной невестки с мрачным удовлетворением. Она так и знала. Она всегда это предчувствовала. Как предрекала, так и вышло! Ее Игорек вляпался по самое некуда! Это при его-то данных! При его уме, красоте и перспективности! Привести в дом провинциальную аферистку, которая мечтает об одном — о московской прописке! И это единственный сын! О такой ли доле мечтала она, поднимая его на ноги!

Когда невестка уехала на учебу, Елена Игоревна заметалась по квартире, обуреваемая желанием что-нибудь немедленно предпринять. Срочно разыскать Игоря и поговорить с ним с глазу на глаз. Она кинулась одеваться. Но когда уже стояла одетая в коридоре, увидела себя в зеркале и сама же забраковала свой импровизированный план. Игорь не станет ее слушать. У него все еще сохраняется эта подростковая нетерпимость. Несмотря на его двадцать лет. Такой разговор приведет к одному — они поссорятся. Но если раньше их ссоры происходили один на один, то сейчас силы не равны. Их двое. Он станет искать поддержки у жены, а та его поддержит. Действовать напролом нельзя.

Елена Игоревна положила на место сумочку и вернулась в гостиную. Надо думать, думать, думать. Елена Игоревна заняла выжидательную позицию. Стала терпеливо ожидать, когда невестка начнет совершать промахи и вообще выдаст себя. Когда она совершит что-нибудь такое, за что можно будет зацепиться, а затем — оттолкнуться. Но эта черноглазая молчунья, похоже, и в самом деле за печкой выросла — целыми днями что-то мыла, скребла, терла, чистила. Вскоре все кастрюли на кухне Елены Игоревны приобрели первозданный вид. Занавески на кухне теперь были накрахмалены и даже подсинены, а посуда в стенке начищена до блеска. Все это раздражало Елену Игоревну уже тем, что повод для зацепки отсутствовал, начисто.