Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так писала зарубежная пресса в 1988 году. А теперь для сравнения процитирую иностранные газеты 1986 года. Австрийская «Ди прессе» 17 июля указывала:
«Некоторые наблюдатели считают Лигачева консерватором, «тормозным редуктором» рядом с Горбачевым. Подобное суждение даже отдаленно не отвечает всему его облику. В Воронеже, например, Лигачев сказал следующее: «Надо дать простор людям инициативным, энергичным, мыслящим и действующим смело, нестандартно. Такие люди — наше огромное богатство, и их нужно всемерно поддерживать». И он осудил тех работников, «кто пытается тормозить начатый партией процесс перестройки, сбить подъем самостоятельности людей». Ни один консерватор так не скажет, разве что с целью маскировки. Но уж если кто презирает двуличие и притворство, то это сам Егор Лигачев. Это правда, что Лигачев кажется старомодным. Он является воплощением самой непримиримой воинствующей порядочности, явления, вызывающего поначалу чувство неприятия, но затем — чувство облегчения в той Москве, которая почти 20 лет имела дело с моральной беззаботностью эры Брежнева. В глазах Михаила Горбачева этот энергичный человек зарекомендовал себя как идеальный спутник для нового начала, как беззаветный и скромный борец без каких-либо амбиций на первое место, как морально неуязвимый и непоколебимый таран в кадровой политике, которому можно было поручить «расчистку территории» в условиях кадрового наследия эры Брежнева. Изгонять торгашей из храма для Лигачева — это не только политическая, но и нравственная обязанность…»
Александра Яковлева, посвященной гласности, его гневная реакция на вопросы западных журналистов, пожалуй, свидетельствовала о влиянии, которое оказала на него канадская демократия во время его долголетнего пребывания в Оттаве. Однако это влияние проявилось в отрицательном смысле и было классическим примером оперирования полуправдой… Судя по позиции, которую занял Александр Яковлев, он, по-видимому, не прочь, чтобы вернулись прежние дни».
Итак, всего лишь за полтора года мнения западной прессы изменились диаметрально: Яковлев, который был «не прочь, чтобы вернулись прежние дни», превратился в «одного из ближайших помощников Горбачева», а оценка Лигачева претерпела обратную метаморфозу — от «беззаветного и скромного борца без каких-либо амбиций на первое место» до «затенения руководящей позиции Горбачева».
Советская перестройка — это очень важная составляющая новейшей мировой истории, и задумана она была не только в интересах советских народов, но также ради общечеловеческой пользы. Почему же Запад соблазнился радикализацией политических и экономических процессов в СССР, что в итоге поставило под удар хорошо начатое дело?
Вопрос заключается в том, что Запад не отказался от идеологических и пропагандистских подходов к мировому и межгосударственному сотрудничеству. Более того, политики Запада, их спецслужбы почуяли, что появилась возможность сокрушить Советский Союз внутренними силами, противостоящими социализму, реализовать то, что им не удавалось сделать на протяжении десятилетий, в том числе силой оружия.
К осени 1987 года в праворадикальной прессе стала четко вырисовываться та линия, которую правильнее всего было бы назвать искажением, очернительством советской истории.
Стремление глубоко разобраться в непростом прошлом было одним из важнейших условий процесса обновления, начатого в апреле 1985 года. Слишком много белых пятен накопилось в нашей истории. XX съезд КПСС, осуждение культа личности Сталина, безусловно, потрясли — совершили переворот в сознании людей.
В общем, предстояло широко открыть, буквально распахнуть двери в наше прошлое, чтобы перед глазами народа предстал жизненный труд отцов, дедов и прадедов — во всей его необъятности, героизме, трагизме, но и величии.
За эту задачу мы принялись сразу же еще в 1985 году. Если поднять газетно-журнальные подшивки того времени, то легко заметить, как быстро пресса начала наполняться публикациями с историческим уклоном. При этом ученые и журналисты все смелее вторгались в так называемые запретные темы тридцатых годов, особенно связанные с трагическими событиями. Такой повышенный интерес был понятен, оправдан, более того — закономерен.
Но постепенно тон исторических публикаций стал меняться. В первое время речь шла об анализе случившегося, о создании таких правовых механизмов, которые навсегда исключили бы возможность повторения неоправданных репрессий. О трагических ошибках минувших лет писали с болью, с глубокими переживаниями. Такой подход, продиктованный заботой о том, чтобы извлечь уроки из прошлого, можно было лишь приветствовать. Однако позднее акценты сместились: о былых беззакониях заговорили едко, со злорадством, бичуя, а не врачуя, не в назидание потомкам и современникам, а обывательски смакуя беды, выпавшие на долю старших поколений. При этом читателя подводили к одному: во всем виновата общественная система, а значит, ее надо заменить.
Главное же состояло в том, что поток, буквально девятый вал такого рода обличающих статей, захлестнувший средства массовой информации, начал заметно деформировать историческую ретроспективу. Прошлое представало со страниц антисоветской праворадикальной печати не многомерным, не противоречивым сочетанием достижений и ошибок, а исключительно в мрачных, даже грязных красках. В нем, судя по публикациям, не было ничего доброго, отцы и деды наши бесцельно отмучились на этой земле, погрязая в несчастьях, распадалась связь времен… Этот несправедливый, очернительский, не соответствующий истине уклон будоражил, взвинчивая общественную атмосферу. И был нацелен против коммунистов, КПСС, против истории партии (еще раз скажу: трудной, но славной), в конечном счете — против народа, его исторической памяти. Как тут не вспомнить Достоевского, который говорил, что нам нужно самоуважение, а не самооплевывание.
Другое отступление от исторической правды состояло в следующем. Одним из печальных наследий прошлого был сам подход к истории: летосчисление великой страны вели по преимуществу только с 1917 года, мало внимания уделяя ее тысячелетнему пути. Но рост национального самосознания, начавшийся в период перестройки, вполне закономерно дал всплеск интереса к истории и культуре предков. Этот, по моему мнению, благотворный процесс можно было наблюдать во всех республиках, в том числе в Российской Федерации. Но что касается России, то некоторые делали для нее исключение, не одобряя нарастающую тягу к ее истории, традициям.
Противодействие началось, вообще говоря, еще в 1972 году с нашумевшей статьи А.Н. Яковлева «Об антиисторизме», в которой он резко выступил против пробуждающегося русского самосознания, несправедливо навесив на него ярлык «патриархальщины, национализма и шовинизма». Эта линия отчетливо продолжалась и в перестроечное время, когда Яковлев вернулся в ЦК КПСС и вновь возглавил отдел пропаганды. Более того, в одном из интервью академической газете «Поиск» он заявил, что и сегодня готов подписаться под каждым словом своей статьи 1972 года.
Разрушительная работа радикалов-лжедемократов в сфере исторического сознания народа ставила своей целью идейно обессилить общество. И делалось это для того, чтобы обманом убедить людей отказаться от подлинно социалистического развития.