Софрон не скрывал от нее ничего: то ли считал слишком маленькой, то ли был ослеплен чувствами. Скорее всего, сыграло роль извечное мужское недоверие к женскому уму. Спустя полгода Улыба наизусть знала, в каких долях смешивается вода и мед, как эта смесь варится, сколько и какой закваски надо добавить, какие травки придают питью добрый вкус и крепость, где мед отстаивать и как хранить. Бакула поручил выведать все досконально, а Улыба была послушной дочерью.

Бортник с братьями Улыбы приехали весной. Расспросив дочь и уверившись, что поручение выполнено, Бакула набросился на Софрона с бранью. Бортник грозился пойти к князю, чтобы тот наказал насильника. Старик жалко оправдывался, но, получив от Бакулы несколько затрещин, только плакал и просил оставить Улыбу ему. Он соглашался уменьшить свою долю в деле наполовину и обещал, как Улыба подрастет, жениться и сделать ее наследницей. Бакула не согласился. Взяв с Софрона за обиду кошель серебра, он увез дочь домой. Там под присмотром дочки бортник с сыновьями сварили первый мед. Питье вышло на славу. Улыба очень радовалась. Суровый отец и братья подчинялись каждому ее слову, она даже покрикивала на них, когда те проявляли нерасторопность. Сильные мужчины не смели возражать. Сваренный мед Бакула отвез в Белгород, выгодно продал и привез в подарок дочке красивое монисто и серебряные серьги.

Научившись варить мед, отец с братьями перестали слушать Улыбу, в доме бортника потекла прежняя жизнь. Улыбе приходилось много и тяжело работать, братья смотрели на нее с ухмылками, она не раз слышала, как в разговоре между собой они называли ее «порченой». Как-то Улыба подслушала спор отца с матерью. Мать сетовала, что никто в веси не возьмет Улыбу замуж, а коли и возьмет, то с позором вернет родителям.

– В Белгороде возьмут! – хмыкнул Бакула. – Подумаешь, девичий грех! Сам не отдам свою дочку в весь. Гожая, грамотная, мед варить умеет. Такую невесту да за смерда сиволапого?! Сколько серебра она нам принесла!

Из слов отца Улыба сделала вывод: главное в жизни – это тяжелые белые кружочки с непонятными значками, которые отец привозил из Белгорода и ссыпал в кожаный кошель. Чем больше у тебя серебра, тем легче живется, тем больше позволено. Улыба со вздохом вспоминала житье у Софрона. Как он ее холил и лелеял! Как одаривал! Как оберегал от тяжелой работы! Ни разу не ударил, не обругал. Не то что дома!..

Бакула со временем пожалел, что поспешил расстаться с Софроном. Слова бортника о том, что медовое питье – это большой частью вода, оказались правдой. Сезонный урожай меда Бакула отвозил в Белгород за один раз. Питье приходилось возить постоянно, тратя каждый раз на дорогу туда и обратно четыре дня. Содержать еще одну упряжку волов было хлопотно, нанимать – дорого. Смерды из соседней веси, не любившие бортника за грубость и скупость, драли за наем повозки безбожно. Теперь Бакула находил предложение Софрона работать за четверть барыша честным, но договариваться было не с кем. Потеряв Улыбу, Софрон не столько продавал свой мед, сколько употреблял сам; года не прошло, как он опился до смерти и дом его, как выморочное имущество, забрал князь. Бакула, услыхав об этом, сильно горевал.

Улыбе минуло пятнадцать, когда отец снова вывез ее в Белгород. В первый же день возле их воза остановился немолодой, кряжистый дружинник с проседью в бороде. Меда он не купил, зато долго, не отрываясь, смотрел на Улыбу. Назавтра дружинник пришел снова и пригласил Бакулу в гости. Вернулся отец хмельной и довольный.

– Мужа тебе нашел! – сказал Улыбе. – Радуйся! Княжий дружинник сватает. И не просто дружинник – десятник!

– Он же старый! – ахнула Улыба.

– Какой старый? – обиделся отец. – Меня на пять лет моложе… Зато богатый: дом свой, подворье, кони, живность всякая. Будет где нам остановиться, может, мед варить здесь станем. Старый… – повторил отец недовольно. – Зато родни никакой, помрет или убьют – все твое!

Меша, так звали десятника, настолько захотел Улыбу, что не позволил увезти ее домой. Их обвенчали в маленькой посадской церкви, а свадьбы, считай, и вовсе не было: сидели за столом отец с братьями, да Меша позвал нескольких товарищей. Товарищи поднимали кубки за красоту невесты, отец с братьями – за прибыток в доме. В первую же ночь Меша побил жену. Стегая плетью, требовал рассказать, как утратила девичью честь. Улыба, испугавшись, призналась во всем.

– Бакула порога моего не переступит! – пообещал муж и слово сдержал.

Улыбу Меша более не бил, но и не берег – заставлял работать, как смердку. Богатство позволяло десятнику держать служанку, он обещал нанять ее до свадьбы, но после первой ночи передумал. Улыба догадывалась, что, случись у них по-другому, Меша холил бы ее и лелеял, как некогда Софрон. Она надеялась, что со временем муж оттает, станет поласковей. Вот только надо родить ему сына или дочь… Но дети за два года у них не завелись, а тут случилась война с Великим….

Бакула прознал про смерть зятя в один из своих приездов и сразу побежал к Улыбе. Вместе с сыновьями. Улыба приняла родичей достойно. Гойка – овдовев, Улыба первым делом наняла служанку – накрыла щедрый стол. Были здесь и колбасы, и копченые языки, и жирный медвежий окорок, свежий пшеничный хлеб и вдоволь меда. Дома Бакула и его сыновья мед не пили, из бережливости пробавляясь брагой. Сейчас питье было дармовое, и мужчины быстро захмелели.

– Нельзя бабе одной! – сказал Бакула, ставя пустой кубок на стол. – Всяк обидеть может. Гуня, – бортник указал на старшего сына, – переберется сюда с женою своею. Служанку выгонишь – нечего попусту серебро тратить! Будем сюда мед возить и здесь питье варить.

– Нет! – коротко ответила Улыба.

Бакула изумленно поднял брови:

– Перечишь отцу? Ты?

– Перечу! – согласилась Улыба. – Могу. Это все мое, – обвела она рукой, – и я здесь хозяйка. Жить буду, как захочу. Ни Гуни, ни кого другого здесь не будет!

– Да я тебя!.. – взревел Бакула, поднимаясь с лавки. – Не почитать отца?..

Но Улыба не испугалась.

– Побьешь – нажалуюсь князю: обидел вдову дружинника. Разложат на торгу и всыплют батогами. И на сам торг более не пустят.

– Блядь! – выругался отец. – Белгородская. Навострилась тут!

– Кто меня блядью сделал?! – подскочила к нему Улыба. – Кто меня старику похотливому за серебро продал? А? Это по-божески? Я вас честью приняла, накормила, напоила, а они меня блядью ругают, добро мое взялись делить! Подите вон!

Ворча, Бакула взялся за шапку. Братья, не поблагодарив за хлеб-соль, тоже ушли. Несколько месяцев спустя бортник привез в Белгород жену, та, плача, долго уговаривала дочку послушать отца. Улыба щедро одарила мать, но жить по воле родичей отказалась. Более они не приезжали.

Овдовев, Улыба занялась варкой меда. Она рассчитывала разбогатеть – не получилось. Мед у нее был добрый, но брали его плохо. Вареные меда стоят дешево, до войны их охотно пили княжьи дружинники, но многие сгинули прошлым летом. Дружинники сидели на земле, за которую служили князю, и жили богато. Теперь земли дружинников остались вдовам, новые, набранные из других городов и весей, служили за серебро, как живший в городе Меша. Для таких одна ногата за корчагу казалась непомерной ценой. Новые дружинники пробавлялись брагой. Ее хватало в каждом доме: из яблок, ягод, ржаная, пшеничная… Брагу делали даже из репы. За ногату брагу наливали целый месяц – пей сколько влезет! На жизнь Улыбе хватало, но жизнь эта была безрадостной.