– С вами приятно иметь дело, уважаемый Лев Осипович, – искренно признал Магомед. – Вы все продумываете на три хода вперед.

Польщенный Лев Осипович улыбнулся в знак благодарности.

– Желаете еще вина, дорогой Магомед? Или подать завтрак?

– И то, и другое, – потягиваясь сильными плечами, сказал Магомед.

Лев Осипович нажал кнопочку под столом. Сейчас же из дверей вышел Стивен и неслышно подошел к хозяину. Выслушав распоряжение, он важно кивнул и столь же бесшумно удалился.

Прошло несколько дней после ночной вылазки. За это время мало что изменилось в жизни Джелала. После утреннего намаза и завтрака он вместе с другими наемниками получал распределение на работы. На самое настоящее строительство домов, где будущие грозные воины, раздевшись по пояс, трудились как обычные строители. Многие были этим сильно недовольны, но приходилось терпеть, ибо работа на стройке была одним из условий их вербовки. Утешало то, что, по словам одного из командиров, восстание должно было начаться не позже первого августа. Что ж, три недели можно было пожить в шкуре простого работяги. К тому же наемники, само собой, не слишком надрывались и, хоть все они и владели строительными специальностями, возводили дома крайне медленно, усердствуя для вида лишь тогда, когда к мосту подъезжал БТР с русскими десантниками и, переехав на эту сторону, медленно катил улицами поселка. Весело замешивая бетон или ловко кладя кирпич, наемники исподлобья смотрели на ненавистную машину, усаженную здоровыми розовощекими славянами, и больше всего мечтали о том, чтобы влепить ей в борт заряд из гранатомета…

Особенно исходили ненавистью афганцы, которые выросли на войне с русскими и на слух легко различали марки их гражданских и военных машин. Едва сдерживаясь, они быстро шептались на своем гортанном свистящем наречии, пряча темнеющие глаза от испытующих взоров десантников. Хорошо, что их было всего несколько человек, а не то, не ровен час, они могли бы не вытерпеть и наломать дров раньше времени.

Чеченцы, которые составляли примерно половину от уже набранного отряда, тоже горели желанием отомстить русским оккупантам. Но, наученные горьким опытом предыдущих войн, они сознавали важность скрытной подготовки и потому, пряча свои истинные чувства, охотно общались с русскими, показывали им якобы свои дома, зазывали в гости и угощали всем, что имелось. Этот момент был принципиально важен, ибо русские за прошедшее десятилетие тоже научились бдительности в общении с чеченцами. Они хоть и захаживали в гости и угощались, но по сторонам посматривали зорко. Так что иллюзия идущего полным ходом строительства, где живут и работают вполне миролюбивые, уставшие от войны люди, должна была создаваться полная.

В общем, Заречный был и так неплохо отстроен. Десятки крепких кирпичных домов ровными рядами тянулись вдоль улиц. На первый взгляд – хороший, добротный поселок, в котором есть все условия для долгой и счастливой жизни. А также для отличной, продолжительной обороны. Ибо откуда русским было знать, что едва ли не каждый дом по плану будет превращен в маленькую крепость, которую связывают с другими такими же домами, с центральным бункером, где хранится главный арсенал и где оборудовано место для штаба, а также с коридором, ведущим к горе, узкие и глубокие бетонные тоннели, которым не страшна даже бомбежка с воздуха.

Сооружение этих тоннелей велось непрерывно, днем и ночью. Большая часть подземных переходов была построена, но оставалось еще несколько важных направлений, куда требовалось провести ходы. На их прокапывание и бетонирование, ведущееся днем и ночью, отряжались по очереди все наемники, чтобы никому не было обидно, ибо рыть землю считалось позорной работой, пригодной только для рабов. Будь надзор за строительством со стороны русских послабее, сюда привезли бы такое количество пленных русских солдат, что все ходы прокопали бы за неделю. Но с пленными было много риска. Даже при самой усиленной охране кто-то из них мог вырваться и, переплыв реку, добраться до военной части и все рассказать. Поэтому приходилось обходиться собственными силами, что дополнительно раздражало наемников.

Вчера утром один из них не выдержал и поднял бунт. Высокий мускулистый араб по имени Наиб, который не желал, согнувшись в три погибели, копаться в земле, наотрез отказался идти на подземные работы. Дело происходило на утреннем разводе, во дворе той самой строительной базы, куда Муртаз на прошлой неделе привез Джелала и его попутчиков. Вокруг бунтаря тесно стояли другие наемники, и по их лицам было видно, что многие из них готовы поддержать его.

– Но сегодня твоя очередь, – сказал Хамзат, который стоял рядом с прорабом – одним из чеченцев, руководивших стройкой.

– Ну и что? – запальчиво возразил Наиб. – Я приехал сюда, чтобы сражаться, а не для того, чтобы как крот копаться под землей.

Глухой ропот собравшихся одобрил его гордое заявление.

– Но ты же сам вызвался как строитель, – сдерживая до времени злобу, заметил Хамзат. – Здесь все работают одинаково. Таково условие.

– Я могу работать наверху, – ответил Наиб. – Но вниз не пойду.

Хамзат повернулся и молча направился в контору. Спустя минуту он вышел оттуда вместе с Мусой, который был одет в неизменный темно-коричневый костюм, шляпу и белую сорочку. В отличие от большинства жителей поселка, в том числе и чеченцев, приехавших сюда из разных мест далеко не полными семьями, здесь жила вся его семья, включая жену с пятью несовершеннолетними детьми и двумя невестками с внуками, – оба его старших сына погибли в сражениях с русскими; двух младших братьев со своими семьями; и нескольких десятков близких и дальних родственников. Эти люди готовы были пожертвовать жизнями всех своих родных ради общего дела, в том числе и маленькими детьми, и вызывали огромное уважение.

Муса остановился перед Наибом и некоторое время молчал.

– Ты отказываешься выполнить приказ? – негромко, но так, чтобы слышали все, спросил он у стоящего в гордой позе араба.

– Я не хочу работать под землей, – громко заявил тот. – И не буду.

– Ты отказываешься выполнить приказ, – повторил Муса. – Это – нарушение воинской дисциплины. А мы все – воины и знаем, что нарушать приказ нельзя. Если ты не выполнишь приказ, он, – Муса ткнул пальцем в стоящего рядом с Наибом человека, – не выполнит приказ, он, он, – русские придут и уничтожат нас. Потому что мы будем не отрядом бойцов, а стадом баранов, где каждый бежит в свою сторону. Ты это понимаешь?

– Да, – склонив голову под взглядом Мусы, пробормотал Наиб.

Сочувствующие, окружавшие его до того плотной группой, одобрительно закивали после слов Мусы и как-то незаметно попятились прочь от бунтовщика. Он остался стоять один перед старейшиной.

– Это хорошо, что ты понял. Но мы находимся на войне, а на войне за невыполнение приказа расстреливают. Ты со мной согласен?

Наиб, сильно побледнев, молча кивнул. Наемники притихли, понимая, что Муса сказал последние слова не просто так. Муса, не оборачиваясь, протянул руку назад. Хамзат вложил в нее пистолет с черной бомбочкой глушителя на стволе. Не отрывая глаз от лица Наиба, Муса медленно поднял пистолет на уровень его головы, помедлил и нажал на спуск.