То ли от переживаний, то ли от упражнений я похудел на десять фунтов (четыре килограмма). Когда, проводив на работу Ирину и Младшего, я выходил вниз в своём спортивном наряде, Берл говорил мне:

— Ого, вы совсем как настоящий янки — бежать, бежать, бежать… И выглядываете хорошо, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

— Спасибо, чем дела хуже, тем шире должна быть улыбка.

Стояла чудесная погода начала лета, утра были свежие, и пышная молодая зелень изумительно красива на фоне безоблачного ярко-голубого неба. Я бегал вокруг резервуара с сотнями других ньюйоркцев. У меня даже появились там знакомые, и мы на бегу приветливо здоровались, перебрасываясь одним-двумя словами:

— Хэлло, с добрым утром! Как дела? — и разбегались с улыбкой.

Мне нравилось бежать в их массе, я как будто чувствовал приобщение к той бодрой толпе, к новой жизни. Это была иллюзия самообмана, курс самостоятельного психологического лечения физическим отвлечением. Но иногда самообман так приятен: «тьмы низких истин нам дороже / нас возвышающий обман»…

Я прибегал в гостиницу и — всё начиналось снова.

Мистер Лупшиц уже несколько раз сообщал мне, что разговаривал с хозяином дома, но тот пока ещё не дал ему ответ. При этом он не забывал спросить:

— А вы не продали те брильянты кому-нибудь другому?

Один раз он даже повёл меня в контору хозяина. Для большого домовладельца контора была невзрачная и маленькая — всего одна полузапущенная квартира, никаких кабинетов, никакой помпы. Бизнес был семейный, работала целая ортодоксальная еврейская семья: бородатые мужчины в чёрном, с ермолками на голове, и женщины в париках на стриженых головах. Хозяин — невзрачный человек лет за сорок, его мать была то ли бухгалтером, то ли секретарём. Лупшиц представил меня как свежего иммигранта, доктора, которому нужна освобождающаяся квартира в том доме. Они мельком взглянули в мою сторону — никто не проявил никакого интереса ни ко мне, ни к нему. Хозяин только буркнул цену $375 — намного больше, чем я ожидал.

Сумеем ли мы выжить при такой плате? Но я всё-таки продолжал уговаривать Ирину:

— Тебе понравится квартира. Хотя она и дорогая, но лучшего местоположения мы не найдём. Самое важное — жить в центре. Это сохранит нам энергию. Если ты не привыкнешь, мы потом сможем найти другую. В Америке люди живут не как в России — несколькими поколениями всё в том же жилье. Американцы часто переезжают, улучшают свою жизнь. И мы тоже сможем когда-нибудь (сам я думал — когда?).

Выбора не было, и Ирина нехотя согласилась.

Тогда я сам пошёл к хозяину на переговоры. Я объяснил ему нашу ситуацию, как мог. Он слушал без огонька сочувствия в глазах, и я понимал, что никакой скидки в месячной цене он не даст.

— Квартира стоит $375 в месяц, не включая электричество и газ, — сказал он сухо. — Контракт должен быть заключён не менее чем на два года. За два года вы должны выплатить мне $ 9000. Если сегодня вы заплатите мне наличными за три месяца вперёд и ещё депозит за один месяц, всего полторы тысячи долларов, квартира ваша.

Я лихорадочно подсчитывал в уме: Ирина зарабатывает $650 в месяц, на Младшего рассчитывать не приходится — он будет учиться; квартира с газом и светом будет стоить $425, значит, получится 650 минус 425 — около 200 долларов нам на проживание в месяц; ну, я продам драгоценности, может быть, за $7000–8000. Это почти что стоимость квартиры за два года; надо соглашаться, всё равно лучшего ничего не найдём, а наша жизнь во многом будет зависеть от квартиры; я займу наличные деньги у тётки Любы, чтобы расплатиться сегодня.

Я сказал по-американски: «О’кей!» — и пошёл к Любе занимать деньги. Её уговаривать не пришлось, Люба всё понимала с первого слова. Мы отправились в её банк, а оттуда я бегом побежал с деньгами на 70-ю улицу. Отдав деньги, я получил расписку и проект контракта на два года.

Обратно по Бродвею я летел, как на крыльях, хотя прошёл в тот день больше ста кварталов. Я буквально не чувствовал под собой ног: у нас есть квартира!

У гостиницы мне встретился мистер Лупшиц.

— Послушайте, я опять разговаривал с хозяином, он обещал подумать…

— У меня уже есть контракт на два года на эту квартиру.

Он немного остолбенел, но сразу стал хвастать:

— Вот видите, он же мне обещал. Теперь вы понимаете, что я для вас сделал? Я всё могу! Как теперь насчёт брильянтов? Может быть, у вас ещё что-нибудь есть, а?

Но мне было не до того: я хотел как можно скорей обрадовать Ирину и пошёл встречать её после работы. Придя заранее, я встал на Пятой авеню напротив её офиса. Ирина вышла вдвоём с Тасей и удивилась:

— Что случилось, почему ты не на курсах?

— У нас есть квартира, — сказал я игриво.

— Правда?

— Правда.

— Ну, слава богу, хоть одна гора с плеч, — выдохнула Ирина.

Тася принялась поздравлять:

— Кисанька, лапушка! Поздравляю, я так рада за вас. Вы такие счастливые, всё у вас налаживается. И наш доктор так доволен Ириной, прямо души в ней не чает, всем рассказывает, какой Ирина хороший работник…

Она ещё что-то говорила, но нам никто не был нужен: мы были счастливы. Взявшись за руки, мы пошли через Цегггральный парк и специально подошли на 91-й улице к «нашему» дому, и остановились — полюбоваться на него. Теперь у нас было другое отношение к нему, сугубо личное: это был наш первый американский дом.

Много воды утекло с тех пор, многое переменилось в жизни, но дом у нас остался тот же. Он мой ровесник, его построили в 1929 году. Только его закончили, как началась Великая Американская Депрессия. Люди разорялись за один день, и многие не выдерживали. Построивший дом хозяин тоже потерял все деньги и — бросился вниз с его верхнего этажа. Эту историю мы узнали уже потом, много лет спустя.

После нашего вселения дом вскоре обновили, потёртые мраморные стены вестибюля заново отполировали, поставили новые зеркала, два мраморных камина и большие люстры. И стало красиво и чисто. Мы прожили в нашем доме дольше и счастливее, чем нам тогда казалось. Менялись наши обстоятельства, но мы оставались верны нашему дому. И он служит нам верой и правдой.

Итак, квартира уже была наша, надо только ждать окончания ремонта. Что теперь делать с квартирой для родителей? Моя мама никогда не была практичной, но она была смелой. А смелость, как известно, города берёт. Мама ходила по ближайшим улицам и нашла рядом греческую церковь. Поскольку греки и русские исповедуют одну религию, она приходила туда молиться, а заодно разговорилась со свяшешшком. Она объяснила, что ей с мужем нужна комната, и он рекомендовал женщину-гречанку с соседней улицы, которая сдавала одну большую хорошую комнату на тихой 92-й улице — совсем рядом. Ай да мама!

Но это был только временный выход из положения, а здоровье отца всё ухудшалось. Нужна постоянная квартира рядом с нами. Как и где найти? Мои родители сблизились с казанской парой, интеллигентными и добрыми людьми, соседями по гостинице. Каким-то образом те узнали, что на нашей же улице есть дом, принадлежащий не частному хозяину, а городскому управлению — дом, который город сдавал за низкую цену малоимущим, живущим на городском содержании — велфар.