теперь играл студента на сцене в «Тетке Чарли». Работа у Фейгена, в конце концов, привела меня в Оксфорд, где мне назначили очень приличное жалованье. Там учились в университете многие мои товарищи по Вестминстеру; я прожил в этом городе три семестра.

Ирландец Фейген — человек большого личного обаяния — был чрезвычайно одаренным драматургом, режиссером и антрепренером. Его смерть в Голливуде в 1933 году явилась большой потерей для театра. Он и Плейфер (чья жизнь тоже оборвалась рано) — оба учились в Оксфорде, оба были бенсонианцами и страстными почитателями Грэнвилл-Баркера. Спектакли, поставленные Плейфером в «Лирик тиэтр» в Хаммерсмите и Фейгеном в «Корт тиэтр», считались самыми примечательными и характерными для своего времени, и мальчиком я видел многие из них: «Венецианского купца» с Московичем в роли Шейлока, «Авраама Линкольна», «Генриха IV», часть II, с Френком Сельером в роли короля, «Как вам это понравится» в оформлении Ловета Фрейзера и «Отелло» с Годфри Тирлом. «Отелло» я не читал и знал только, что Дездемону душат в последнем акте; поэтому в сценах ревности мой ужас и возбуждение дошли до такого предела, что я едва усидел в зале.

* * *

Комедия «Как вам это понравится», поставленная Плейфером в оформлении Ловета Фрейзера, коммерческого успеха не имела, но это был в полном смысле слова новаторский спектакль и по свободной, естественной манере исполнения, и по простоте и оригинальности декораций. Атена Сейлер была великолепной Розалиндой, а Герберт Маршалл — превосходным Жаком. Это была его первая роль после войны, на которой он был очень тяжело ранен. Незабываемо прекрасны были костюмы и декорации.

Весь спектакль был задуман поразительно просто и смело, но оказался преждевременным — в Стрэтфорде-на-Эйвоне, где его сыграли для пробы, пресса кипела от возмущения, а актеры чуть ли не подвергались нападению на улицах. Тем не менее следует помнить, какой успех имели гораздо более «передовые» постановки Комиссаржевского в недавние годы в том же Стрэтфорде, и порадоваться, что Плейферу не пришлось соперничать с ним. И он, и Фейген отлично знали актеров, и, хотя ни один из них не злоупотреблял на репетициях своим авторитетом, их влияние накладывало на спектакль исключительно своеобразный и характерный отпечаток. Оба они по-настоящему глубоко понимали Шекспира, были хорошо знакомы с драматургией всех времен. Кроме того, они отличались тонким вкусом в музыке и живописи и владели даром открывать неизвестные таланты.

Труппа в Оксфорде была превосходной.

Мы играли на маленькой площадке в несколько футов шириной, которую Фейген очень остроумно сконструировал на авансцене. По бокам ее находились две двери. Занавеса впереди не было, он существовал только сзади, перед настоящей сценой, и весь реквизит, необходимый на авансцене, устанавливался в начале каждой картины на глазах у публики рабочим, одетым в белый костюм, как судья в крикете. В «Монне Ванне», где вся мебель состояла из сладострастного ложа с подушками и леопардовой шкуры, студенческая часть публики не сдержалась и разразилась ироническими аплодисментами.

Другая трудность заключалась в суфлере: на переднем плане буквально не было места, куда его можно было бы спрятать. Поскольку каждый понедельник мы играли новую пьесу, на его услуги был большой спрос, особенно в начале недели, и, опасаясь, что он окажется вне пределов досягаемости, мы прибегали к старому способу — выписывали свои роли и прикалывали их в разных местах сцены.

Заминка произошла дважды: один раз на «Эдипе», когда местный статист встал обеими ногами на злосчастную бумажку с ролью, вдобавок пригвоздив ее к полу копьем, так что Иокасте пришлось локтем оттолкнуть его в сторону, а затем, словно во внезапном порыве чувств, опуститься на землю; второй раз — в «Обращении капитана Брассбаунда», когда актер, игравший роль американского капитана, опрокинул бутылку чернил на стол, где были аккуратно приколоты три страницы диалога из финальной сцены сэра Хоуарда и леди Сесили.

В этом театре нам приходилось особенно тщательно следить за своей дикцией, так как зрительный зал был расположен неподалеку от пересечения Бэнбери-род и Вудсток-род, и каждый грузовик или автобус, проезжавший по этим улицам во время спектакля, заглушал наши слова, а в самом зрительном зале бамбуковые стулья, расставленные рядами и скрепленные пропущенной под сиденьями планкой, непрерывно аккомпанировали нам стоном и скрипом, как только кто-нибудь садился, вставал или принимал более удобное положение.

В театре не было фойе, и курить запрещалось, так что мы держались, главным образом, на немногих зрителях-энтузиастах, которые регулярно поддерживали нас, приобретая абонементы. Со своей стороны, мы старались сделать репертуар как можно более интересным, и труппа наша становилась все более сыгравшимся ансамблем. В постановке спектаклей Фейгену ассистировали Реджиналд Денем и Джеймс Уэйл; Фейген и Уэйл по очереди делали эскизы декораций, а все мы после конца субботнего спектакля и до новой премьеры в понедельник помогали строить и писать эти декорации. Иногда мы добивались удивительного эффекта. В пьесе «Дейрдре — дочь печалей» Уэйл создал лес всего из нескольких легких стволов, выполненных из трехслойной фанеры, а в «Монне Ванне» — просто царский шатер, сделанный из розовых завес, которые Фейген использовал также для сцены суда в «Венецианском купце» с участием Московича.

Мы играли пьесы Конгрива, Шеридана, Уайльда, Пинеро, Милна, Шоу, Ибсена, Чехова, Пиранделло, Синга, Сьерры и Бенавенте в течение двух восьминедельных сезонов, которые я проработал с этой труппой. Наибольший успех в первом сезоне имела «Любовь за любовь», которая шокировала Северный Оксфорд и многих наших абонентов, но привела в восторг студентов университета и впервые привлекла в театр массу публики, причем — боюсь признаться — главным образом благодаря остроте диалога и вольности ситуаций.

Было очень приятно жить в Оксфорде, питаться со студентами в колледже и пить в клубе ОУДО. Ричард Гулден неизменно был великолепным компаньоном. Ночью, по окончании спектакля, мы вместе возвращались домой по Сент-Джайлз, взявшись за руки и распевая во весь голос военные песни, в надежде, что нас примут за студентов старшего курса. Нас провожали лаем бульдоги, и в результате мы представали перед проктором: «Ваше имя и колледж, сэр?» — «Не принадлежу к университету».

В этом году звездой на наших попойках в ОУДО был Джайлз Айшем, с участием которого Фейген дал два спектакля: «Генриха IV», часть I, где Джайлз играл Хотспера, и затем «Гамлета». Джайлзу в обоих спектаклях очень помог