– Да, Ман. Но, Вайо, моя единственная подруга, тут есть еще один аспект. Мультимноготонные бомбы малоэффективны. Взрыв происходит на сравнительно небольшой площади, и значительная часть энергии тратится впустую. Хотя стомегатонная бомба по силе в пятьдесят тысяч раз превосходит двухкилотонную, но разрушительный эффект у нее выше лишь в тысячу триста раз.

– Мне кажется, в тысячу триста раз – это очень даже немало, особенно если они решат применить эти мегатонные бомбы против нас.

– Ты права, Вайо, моя подруга. Но у Луны много скал!

– Да. Что верно, то верно.

– Камрады, – сказал проф, – в этих делах я профан; во дни моей юности, когда мы занимались метанием бомб, мой опыт ограничивался взрывами одного килограмма того химического вещества, о котором ты, Мануэль, упомянул. Но я надеюсь, что вы двое знаете, о чем говорите.

– Мы знаем, – согласился Майк.

– Тогда я принимаю ваши цифры на веру. Но если вернуться к привычному для меня способу мышления, ваш план требует захвата катапульты. Так?

– Да, – хором ответили мы с Майком.

– Это можно сделать. А потом мы должны удержать ее и сохранить в работоспособном состоянии. Майк, вы продумали, как защитить катапульту, скажем, от небольшой ракеты с ядерной боеголовкой?

Дискуссия затянулась. Мы сделали перерыв на обед и, по обычаю профа, прекратили на время все деловые разговоры. Майк рассказал несколько анекдотов, и на каждый проф вспоминал еще по одному.

К тому времени, когда мы покинули отель «Раффлз», вечером 14 мая 2075 года, у нас – вернее, у Майка – был разработанный с помощью профа план революции, включающий основные варианты действий в переломные моменты.

* * *

Когда пришла пора уходить – мне домой, а профу в вечерний класс (если не арестуют), а потом домой, чтобы принять душ и прихватить с собой манатки на случай, если он вернется сюда ночевать, стало ясно, что Вайо не хочет оставаться одна в незнакомом отеле. Ей не занимать мужества, когда дела идут наперекосяк, но в остальное время она беззащитна и легкоранима. Поэтому я позвонил Ма по коду «Шерлок» и сообщил, что приведу с собой гостя. Ма ведет дом с большим искусством и тактом; каждый супруг имеет право привести гостя – на обед или на год, и наше второе поколение пользуется почти всеми свободами, только сначала нужно получить разрешение. Не знаю, как принято в других семьях, но наши обычаи складывались чуть не целое столетие, и нас они устраивают.

Так что Ма не спросила ни имени, ни пола, ни возраста, ни семейного положения гостя; я был в своем праве, а Ма слишком горда, чтобы задавать вопросы. Она сказала только: «Прекрасно, дорогой. Вы поужинали? Сегодня ведь вторник, ты помнишь?» «Вторник» – это напоминание о том, что семейство ужинает сегодня рано, так как вечером Грег читает проповедь. Если гость голоден, ужин все-таки подадут: уступка гостю, не мне; мы все, за исключением Деда, либо едим за общим столом, либо на ходу перехватываем что-нибудь в кладовке.

Я успокоил Ма, сказав, что мы поели и будем спешить со всех ног, чтобы появиться дома до того, как ей надо будет уходить. Несмотря на то что лунари представляют собой пеструю смесь мусульман, иудеев, христиан, буддистов и еще девяноста девяти религий, в церковь почти все ходят по воскресеньям. Но Грег принадлежит к секте, которая вычислила, что от заката во вторник до заката в среду по местному времени в Эдемском саду (минус вторая поясная зона на Терре) как раз и есть Священная Суббота. Поэтому, когда в Северном земном полушарии лето, мы ужинаем очень рано.

Ма всегда ходит на проповеди Грега, так что взваливать на Ма домашние дела, которые могут ей помешать, было бы просто свинством. Все мы тоже время от времени ходим в церковь. Даже я выбираюсь несколько раз в году, потому что искренне люблю Грега, который обучил меня одной профессии и помог, когда понадобилось, переключиться на другую и который с радостью отдал бы свою руку, чтобы спасти мою. Но Ма ходит туда регулярно, хотя для нее это скорее ритуал, чем религия. Однажды ночью во время постельной болтовни она призналась мне, что у нее нет веры, на которую можно было бы наклеить определенную этикетку, а затем попросила не проговориться об этом Грегу. Я позаимствовал у нее осторожность во взглядах: не мне судить, кто закрутил всю эту карусель, но я рад, что Он продолжает ее вертеть.

Грега взяли в семью, когда Мими была еще совсем юной; это была первая свадьба после ее собственной. Ма питала к нему слабость и хотя яростно отрицала обвинения, будто любит его больше остальных мужей, но, когда Грега рукоположили, приняла его веру и не пропустила ни одной вторничной проповеди.

– А может, твой гость тоже захочет посетить церковь? – спросила она.

Я ответил, что увидим, но мы поспешим в любом случае, и попрощался. Затем постучал в дверь ванной и крикнул:

– Поторопись с наведением красоты, Вайо. Нам пора бежать.

– Минуту! – отозвалась Вайо и, вопреки дамскому обыкновению, действительно появилась через минуту. – Как я выгляжу? – спросила она. – Проф, сойдет?

– Дорогая Вайоминг, я потрясен! Вы были прекрасны раньше, вы очаровательны теперь, но узнать вас невозможно. Вы в полной безопасности. Я за вас спокоен.

Теперь настал черед профа превратить себя в старую развалину; в таком виде ему надо было добраться до черного хода в собственный дом, а затем предстать в облике известного учителя перед классом, чтобы иметь свидетелей на случай, если «мальчики в желтом» караулят его с приказом об аресте.

Пока ждали, я рассказал Вайо о Греге. Она спросила:

– Манни, а как мой грим – хорош? Сойдет для церкви? Какое там освещение – яркое?

– Не ярче, чем тут. Отличная работа, можешь не беспокоиться. А ты действительно хочешь в церковь? Силком тебя никто не тянет.

– Твоей мате… я хочу сказать, твоей старшей жене это будет приятно, верно?

– Вайо, – медленно произнес я, – религия – дело сугубо личное. Но раз ты спрашиваешь… Да, для знакомства с семьей Дэвис лучше и придумать нельзя, чем сходить с Ма в церковь. Если ты пойдешь, я тоже схожу.

– Я пойду. А я думала, что твоя фамилия – О’Келли.

– Так и есть. Но если официально, то к ней через дефис нужно добавить «Дэвис». Дэвис был первым мужем, он умер лет пятьдесят назад. Это фамилия всей семьи, и каждая наша жена именуется «gospazha Дэвис», а через дефис идут имена всех мужей из линии Дэвисов плюс ее девичья фамилия. Но в доме у нас «gospazha Дэвис» – это Ма, можешь так к ней и обращаться; прочих жен зовут по имени и добавляют «Дэвис», лишь когда подписывают чек или что-нибудь в этом роде. Единственное исключение – Людмила, ее фамилия Дэвис-Дэвис, потому что она гордится двойным членством в семье – по крови и по выбору.

– Понятно. Значит, если человека зовут Джон Дэвис, то он сын, а если у него есть еще одна фамилия, то он твой собрачник. Но женщина в любом случае будет, скажем, Дженни Дэвис, верно? Как мне разобраться? По возрасту? Это вряд ли поможет. Я совсем запуталась. А я еще думала, что клановые браки сложны! И полиандрия… Хотя мой брак был довольно прост. По крайней мере, у моих мужей была одна и та же фамилия.