мыслящих людей выглядел тогда очень привлекательно. В воздухе пахло революцией, кумиром интеллектуальной молодёжи был Герберт Маркузе; наиболее нетерпеливых на баррикады и в боливийские джунгли звали Че Гевара и Троцкий (из могилы); экономика, политика и философия Запада исчерпали себя и не обнадёживали слишком радужными перспективами на будущее.

…Все сомненья и неуверенность в искренности намерений «Племянника» отпали, как только он приступил к работе. А первый разведывательный материал он принёс Донцову уже на третьей встрече. Затем последовал ещё один, другой, третий и много-много других материалов, доставленных из рабочего кабинета «Племянника» в кармане, в папке, в портфеле, а потом и в чемодане! Это было лучшим доказательством того, что агент сотрудничает честно, хотя сбор характеризующих материалов и проверка биографических данных продолжалась ещё очень и очень долго.

Накануне встречи с Донцовым «Племянник» уволился из Би-Би-Си, где проработал около двух лет, и стал личным секретарём заместителя министра иностранных дел, и эта ключевая должность давала ему доступ к несметному количеству информации, так что таскать её приходилось чемоданами. Дело по добыче секретной информации упрощалось ещё тем обстоятельством, что шеф «Племянника», человек не глупый и превосходно ладивший со своими подчинёнными, имел одну слабость: он был чрезвычайно ленив. Корпению за письменным столом он предпочитал светскую рассеянную жизнь, а потому охотно принимал приглашения в рестораны, кино, театр или варьете. «Племянник» не стал писать на него жалобу вышестоящему начальству, а попросту взвалил всю работу на свои плечи. Когда шефу нужно было составить отчёт или проанализировать какую-нибудь проблему, он обращался к «Племяннику», а тот был рад услужить шефу. Молодой лорд был хорошо подготовленным дипломатом, так что выполнял он все поручения чётко, быстро и грамотно. Шефу оставалось только поставить на документе свою подпись, и первый экземпляр немедленно шёл в канцелярию премьер-министра, несколько экземпляров — другим заинтересованным членам правительства, а один лишний — в советское посольство. Спустя некоторое время шеф проникся к «Племяннику» таким доверием, что поручил вести ему учёт всех документов и шифртелеграмм, поступавших с международных конференций, в которых участвовали делегации Великобритании. Благодаря «Племяннику» Москва находилась в курсе всех шагов и планов, которые Англия и её союзники предпринимали на международной арене.

Проблемы безопасности стали возникать уже в «медовый» период сотрудничества. Было неразумно и опасно встречаться с «Племянником» в центре Лондона, нашпигованном полицией и секретными агентами МИ-5, но «Племянник» относился к этому достаточно легкомысленно.

— Ты слишком преувеличиваешь шансы нашей МИ-5, дорогой Глеб, — беспечно шутил «Племянник» каждый раз, когда Донцов заводил разговор о соблюдении конспирации. — Это такие скучные бюрократы, что им никогда и в голову не придёт выставить за мной слежку. Ты же, как я понимаю, перед встречей проверяешься. Таким образом, вероятность того, чтобы наши встречи будут зафиксированы контрразведкой, исключается.

— Берти, ты легкомысленен, как… как мальчик! Англичане, в моём понимании, — очень осторожные и предусмотрительные типы, а ты — какая-то не типичная британская особь. Пойми, нас могут совершенно случайно «засечь» твои знакомые или полиция.

Но «Племяннику» было лень добираться до лондонских пригородов, и он продолжал настаивать на том, чтобы встречи проходили в центре города неподалёку от места его работы. Понадобились месяцы, в ходе которых ему всё-таки пришлось столкнуться с некоторыми мало приятными накладками (к счастью, не имевшими для их сотрудничества каких-нибудь серьёзных последствий), прежде чем он, наконец, согласился уступить требованиям Донцова о переносе встреч в более безопасные места.

…Лайнер слегка тряхнуло, и на табло на русском и английском языках зажглись предупреждения о том, что самолёт пошёл на посадку. В салоне наступила давящая на ушные перепонки вязкая тишина, в которой потонули все звуки. Донцова всегда в эти минуты охватывал какой-то суеверный страх — вероятно оттого, что он чувствовал себя абсолютно незащищенным перед лицом колоссальной стихии, в которой теперь комариком барахтался хрупкий летательный аппарат. Наконец облака стали рассеиваться; в просветах между ними замелькали правильные зелёные геометрические фигуры; под ложечкой перестало сосать, и теперь предстояло пройти всего лишь одну неприятную процедуру — паспортный и таможенный контроль. По своей дотошности и тщательности английские контролёры, как понял из своего опыта Глеб Тихонович, были большие доки.

В аэропорту Хитроу за последние годы многое изменилось, и Донцов с трудом узнавал знакомые по памяти контуры. Паспортный контроль не претерпел изменений, зато таможня стала явно либеральней, предоставляя ему теперь право как пассажиру, которому нечего было декларировать при пересечении границы, выбрать «зелёный» коридор. Вообще-то он лукавил, следуя за большинством пассажиров: в портфеле, который он нёс в руках, лежало несколько бутылок водки — презент сотрудникам посольства и резидентуры, но это было не в счёт, дипломатический паспорт давал право не принимать во внимание такие мелочи.

При выходе из зала контроля к Донцову подошёл молодой сотрудник консульского отдела. Донцов с удовлетворением отметил, что за прошедшие годы лондонская резидентура поумнела и не направила своего работника для встречи командированного. Встречал Донцова «чистый» дипломат. Они сели в «вольво», и за окном замелькали знакомые названия пригородов и очертания окраин Лондона: Ричмонд, Чизуик, Фулхэм, Кенсингтон. Машина скоро подъехала к большому окружённому парком особняку, в котором располагалось посольство. Здоровенный «бобби» в знак приветствия приложил руку к шлему. Ворота открылись, машина въехала в парк, и консульский работник проводил Донцова в комнату для приезжих.

Командировочные его ранга и профиля предпочитали не рисковать и останавливались не в городской гостинице, а на территории своей страны. Впрочем, выигрывая в безопасности, Донцов проигрывал в конспирации, потому что каждый его выход из посольства в город будет фиксироваться контрразведкой. Но так в жизни всегда: в одном выигрываешь, в другом проигрываешь.

Умывшись с дороги и переодевшись во всё свежее, Донцов пошёл к резиденту. Они не были знакомы, а потому беседа носила довольно официальный и натянутый характер. Возможно, резидент был несколько обижен недоверием, проявленным к нему со стороны Дикушина, пославшего к нему своего полномочного контролёра, и теперь, когда контролёр объявился, особого радушия не проявлял. Резидент держался строго «в рамках», без всякого ажиотажа принял подарки для себя и сотрудников, выслушал для проформы содержание задания командированного, повторил уже известные Донцову факты по поводу «Племянника» и, искусно избегая назревавшую неловкую паузу, предложил нанести визит вежливости к послу. Таковы были неписанные правила дипломатического этикета, которого должен был придерживаться каждый обладатель дипломатического паспорта, прибывающий в краткосрочную командировку. Правила эти были навеяны неприятными воспоминаниями о тех незапамятных временах, когда появление в посольстве человека с Лубянки, иногда справедливо, а чаще наоборот, связывалось с неприятностями и всякого рода сюрпризами. Чтобы успокоить посла и всю его «чистую» половину, резидент обязательно должен был представить ему своего коллегу из Москвы и наглядно продемонстрировать, что никаких козней против него «ближние соседи» не затевают.