— В то время?

— Мне сказали, что три месяца назад он оттуда ушел, — объяснил инспектор.

— Иногда я перестаю понимать, зачем с вами связался! — не вытерпел Хемингуэй. — В чем обвинялась девушка?

— В подделке подписи Гарольда Макстока на различных чеках и в их обналичивании. Было доказано, что она располагала банкнотами с переписанными номерами. Казалось бы, очевиднейший случай…

— Вы намекаете, что все не так просто? Я не был в суде во время показаний Макстока. Что он за человек?

— Сам я его не видел. Сержант Бингэм… Тут надо учесть, что он человек грубоватый, — предупредил инспектор. — В общем, он считает, что Максток из тех, кто не пропустит ни одну юбку.

— Уверен, он подобных слов не говорил. И нечего вкладывать такие речи в уста старика Бингэма! Похоже, девушку подставили. Слышал я о таком, но нечасто, и вообще, эта Бьюла не вызвала у меня доверия. Судя по ее виду, она из-за шести пенсов не прочь разделаться с собственной бабушкой. Какая-то сокамерница отправила ее к Сэтону-Кэрью — вдруг пригодится? Сдается мне, он быстро сообразил, что от нее не будет толку — во всяком случае, предполагавшегося… Как интересно, Сэнди! По-моему, торговля наркотиками была далеко не единственным его занятием! Не удивлюсь, если окажется, что Сэтон-Кэрью подрабатывал шантажом. Вот вам и связь между ним и невозмутимой матроной! Не утверждаю, что так и есть, но не будем сбрасывать со счетов данную возможность. Я съем свою шляпу, если он не шантажировал леди Нест! У нее много денег, а честные люди с большими деньгами — редкость.

— Я не слышал от слуг подтверждения этого предположения, — с сомнением заметил Грант.

— И не могли слышать. Все, что они способны рассказать, мало нас заинтересует. Никто из них не проработал у нее больше двух лет, а большинство — и года. Она плохая хозяйка, что, конечно, еще не превращает ее в преступницу.

— Но они не считают ее леди, хотя в доме бывают люди из высшего света.

— Один-ноль в вашу пользу, — расщедрился Хемингуэй. — Если они так говорят, им можно верить: кому знать, как не им!

Этим вечером он ужинал в уютном домике в Бромли, где обитал отставной суперинтендант Дарлистон. За едой, а также сразу после нее разговор касался только будущности троих сыновей суперинтенданта, поразительного ума его пятерых внуков, невероятного поведения кур и громкого успеха помидоров на последней местной ярмарке. Но стоило бывшему суперинтенданту ослабить брючный ремень и достать из кармана трубку и видавший виды кисет, как его супруга с неожиданным для ее полноты проворством покинула кресло, собрала на поднос посуду и сказала:

— Пойду-ка я в кухню. Если Стэнли пожаловал к нам для обсуждения нового парника, Герберт, значит, тридцать лет назад я вышла не за полицейского. Меня не проведешь! Нет, Стэнли, помощь мне не нужна, но все равно спасибо! Просто откройте мне дверь, и хватит проявлять вежливость! — С этими словами чудесная женщина подхватила поднос и ушла.

— Мать не обведешь вокруг пальца, — пробурчал Дарлистон и подвинул Хемингуэю кисет. — Попробуйте моего! Так что лишает вас покоя?

— Я пришел позаимствовать вашей мудрости, — произнес Хемингуэй.

— Вот оно что! — Дарлистон откинулся в кресле. — Учтите, я забыл больше, чем вы когда-либо будете знать.

— Ну, так напрягите память, дедушка! Давайте так: вы Мафусаил, а я ношу свою первую пару длинных штанов.

Дарлистон затрясся от смеха и указал большим пальцем на кружку с пивом, напоминая о ней гостю. Молча выслушав его, он сказал:

— Помню молодого Гранта, хороший парень. Как он?

— Неплохо для такого сосунка, — ответил Хемингуэй. — Я передам ему, что вы его помните. Он обрадуется этому гораздо больше, чем я. Мне бы хотелось, чтобы вы вспомнили кое-что другое.

— Я успел многому научить его, пока он находился у меня в подчинении. Как вы с ним ладите?

— Можно было бы и хуже. Если Грант по любому поводу не дышал на меня своим гэльским наречием, мне было бы не в чем его упрекнуть.

— Не пойму, почему он пристрастился к чесноку![1] Передайте, пусть немедленно прекратит!

— Грант его не ест, только говорит на нем, по крайней мере утверждает. На Рождество ему дали отпуск, и он запрыгнул в первый же поезд до Инвернесса. Насколько я понял, Грант целые сутки добирался до своей деревни, но воображает, будто не зря потратил время. Забудем о нем! Лучше скажите, вы помните некоего Сэтона-Кэрью, когда-то обходившегося первой половинкой этой фамилии?

— Представьте, помню! Скользкий тип, Стэнли.

— Если он выскользнет из мертвецкой, я признаю вашу правоту. А пока был бы рад услышать, из-за чего вы за ним следили: инстинкт требовал или имелись улики?

— Уликами я бы это не назвал, скорее намеки. Зато их было много. Впрочем, ни один не привел меня к его дверям. Если надо, я подниму свои старые дела, только вряд ли они вам помогут.

— Необязательно. Когда вы расправились с той бандой, что стало с нашим приятелем Кэрью?

— Он как сквозь землю провалился. У меня сложилось впечатление, что он удрал во Францию.

— Французская полиция им не занималась?

— Неизвестно.

— Я отправил в его квартиру Кэтеркотта, но наркотики — не моя специализация, так что буду признателен за любую подсказку. Стал бы он хранить их у себя дома?

— Не исключено — чтобы своевременно сбывать. Хотя я знавал типа, который снимал для своего товара сейф. Так он и попался: подозрительно наведываться в хранилище два-три раза в неделю!

— Думаете, мы найдем искомое?

— Запросто. Если он сбывал его таким людям, как ваша леди Нест, то вам нужен белый порошок, он же «снег»: героин, морфий… Только не «трава»! Его товар на вес золота и может обнаружиться где угодно. Не пропускайте сигареты — впрочем, Кэтеркотт сам не вчера родился. Клиент мог сбывать товар покупателям в виде пакетиков с порошком. Один сообразительный мошенник шлепал на свои пакетики аптекарские наклейки, вроде «борной кислоты», и запечатывал их красным воском. Точь-в-точь настоящие!

— Это ему больше подходит, чем сигаретные пачки, — заметил проницательный Хемингуэй. — Если Сэтон-Кэрью специализировался на этом, то ходил на приемы, чтобы сбывать товар. Он был очень осторожен и спешил уничтожить любые письменные улики, разве что обнаружится секретный сейф с бумагами. Не удивлюсь, что именно здесь вы и оплошали: спугнули его, а расхлебывать теперь мне!

— Что ж, — промолвил Дарлистон, потянувшись за пивной кружкой, — я не стану вас осуждать, Стэнли, за желание найти убийцу, это ваша работа. Но я насмотрелся на страшные дела, которые творили такие, как он, поэтому скажу: совершено благое дело, за какое и медали не жаль! Более того, — добавил он, наполняя стакан старшего инспектора, — из-за этих мерзавцев я поверил в ад! Если бы их там не жарили на сильном огне, мне были бы гарантированы бессонные ночи.