и подняв трубку хриплым басом, никак не вяжущимся с хилым телосложением своего хозяина, произнес:

— Здесь Президент. Соедините с Начальником Генштаба.

Ждать практически не пришлось. Видимо Корнейчук находился на своем рабочем месте, поэтому сам взял трубку:

— Слухаю вас[37].

В дверном проеме застыл, вернувшийся за дальнейшими инструкциями секретарь. Искусство лицедейства не продашь и не пропьешь. Только что басивший, президент сладким тенорком, как бандерлоги перед удавом проблеял, причем по-русски:

— Сергей Петрович? А я вас и не узнал. Богатым будете, — раскатился мелким бесом президент, попутно переключая тумблер на громкую связь, чтобы Ермак был в курсе беседы. — Со мной сейчас пытался выйти на связь ваш московский коллега, но вот мой руководитель Офиса, прежде советует связаться с вами. Что вы обо всем этом думаете?

— Сам Афанасьев?! Неужели?! — удивился Корнейчук. Притворяться было не перед кем. Поэтому он тоже перешел на привычный с детства язык. — И чем же он объясняет свой звонок?

— С ним говорил мой секретарь, утверждающий, что у того какой-то важный вопрос, требующий немедленного обсуждения на высшем уровне.

— «Это ж-ж-ж неспроста», — процитировал Корнейчук фразу из известного мультфильма.

— Вот именно! — воскликнул Зилинский и тут же пожаловался, как малый ребенок. — А Ермаченко не дает мне поговорить с этим главарем хунты. При этом, никак не мотивируя свой поступок. Он сказал, что вы мне сможете лучше объяснить, почему мне нельзя общаться, с хоть и нелегитимным, но все ж таки хозяином Кремля.

— Гм, — неопределенно промычал Начальник Генштаба. — Я тоже не смогу вам этого объяснить, тем более по телефону. Но в одном, он, безусловно, прав. Вам никак нельзя вести диалог с человеком, силой захватившим власть в своей стране. Это может негативным образом сказаться и на вашей собственной репутации.

— Но что же мне делать?! — уже почти плаксивым на грани детской истерики голосом от того, что злые родители не отпускают погулять. — Там ведь ждут моего ответа!

— Не мне учить вас экспромтам и выдумкам, — наставительно, но со скрытой издевкой, намекающей на профессию президента, заявил Начштаба. И уже более миролюбиво добавил. — Ну, не знаю. Придумайте что-нибудь. Пусть ваш секретарь скажет, что вы сильно заняты, находясь на совещании по вопросам агропромышленного сектора, а потом поинтересуется темой предстоящего разговора, и вежливо, да-да, вежливо предложит изложить ему все, что противная сторона хочет сообщить. Он же, в свою очередь, обещает донести до вас всю изложенную Афанасьевым информацию без искажений. Это должно поставить на место зарвавшихся москалей, думающих, что президент Украины по первому сигналу должен мчаться к ним на переговоры.

— Да, но что же будет дальше? — промямлил Зилинский, не совсем уверенный, что сейчас подходящий случай для подобного поведения.

— Дальше? — неопределенно хмыкнул Корнийчук. — Я полагаю, что на этом они не успокоятся, и будут продолжать искать контактов на своем уровне.

— То есть? — не совсем понял президент.

— Это значит, что они, скорее всего, попытаются связаться со мной, либо с Андреем Васильевичем.

— А вы будете с ним разговаривать? — задал вопрос, вконец сбитый с толку президент недоступной для его понимания логикой.

— Тоже не буду, но поставлю его на место, с ярко выраженным презрением, усомнившись в легитимности говорящего.

— Хорошо, Сергей Петрович, я непременно последую вашему доброму совету. Если появятся, какие либо новые обстоятельства, в результате вашей беседы, то прошу держать меня в курсе.

— Ну, разумеется, — вальяжно согласился Корнейчук.

— Всего доброго. До побачення[38], с явным облегчением попрощался президент и осторожненько положил трубку на рычаг, будто боялся кого-то вспугнуть резким движением.

Ермак, нависший башенным краном над своим сюзереном, оглянулся на все еще ожидающего приказаний секретаря и рыкнул тому:

— Все слышал?

Тот мелко-мелко затряс головенкой в знак абсолютного понимания и проникновения в ситуацию.

— Тогда чего стоишь? Беги шустрей! Передай все, как и было рекомендовано. Слово в слово, — напутствовал он его уже вслед.

— Может, все-таки, ты объяснишь мне, почему нельзя разговаривать с русским диктатором? Ведь насколько я знаю, с ним не погнушались пообщаться ни Синь-Цинь, ни Модири, ни целый ряд руководителей бывшего Союза. От чего же мне нельзя, хотя бы выслушать его, как он выразился, важное сообщение?

— Я, господин президент, охотно поясню вам точку зрения Генштаба, с которой целиком и полностью согласен, — с ноткой некоего покровительства в голосе сказал Ермаченко, явно наслаждаясь силой своего влияния на тщедушного, с трясущимися ручонками человечка, злоупотребляющего наркотиками.

— Ну, попробуй, — криво усмехнулся тот, как бы мстя за свое малодушие.

— Так вот, — не обращая внимания на это мимическое действие, продолжил руководитель Офиса. — Во-первых, я разделяю точку зрения нашего Генштаба по поводу того, что не следует придавать излишней легитимности нынешнему руководству Кремля разговорами с ним. И что с того, что с ним говорили китайцы, индусы и прочие эсэнгэшники? Их режимы не сильно отличаются от московской клептократии. Как говорится «рыбак рыбака видит издалека». Цивилизованный мир, в который мы всеми силами стремимся попасть, не желает признавать очередного российского тирана. И в его глазах мы бы сильно принизили свою репутацию в качестве форпоста свободы и демократии, заигрывая с узурпатором. Во-вторых, я, как вам известно, в пределах своей компетенции, посвящен в суть предстоящей в ближайшее время операции по полной зачистке восточных регионов от всякого рода сепаратистов. И я, к моему глубокому сожалению, не исключаю того факта, что некоторые детали будущей операции, в силу тех или иных причин, могли просочиться во вражеский стан. Что поделать? — сделал он сокрушенное лицо. — 21-й век на дворе, век информационных технологий, в котором уже практически невозможно что-либо утаить от их вездесущего ока. И хотя я исключаю предательство, по крайней мере, на высшем уровне нашего военного звена, тем не менее, было бы весьма глупо не учитывать и подобное обстоятельство. Подчиненные могли случайно проговориться или кто-то посторонний просто заметил сопутствующие операции приготовления и сделал аналитические выводы — не суть…

— Продолжай-продолжай, — хрипло прокаркал президент, у которого уже расширились зрачки от богатого воображения грядущих последствий.

— В общем, так или иначе, но русские могли что-то пронюхать. Что бы я сделал на их месте? — многозначительно поднял палец кверху соратник и ближайший советник.

— Да-да! Что бы ты сделал?

— Первое, чтобы я сделал, — пропустил мимо ушей понукание президента Ермаченко, — это позвонил бы президенту Украины с целью сорвать задуманные им планы. Ни для кого не является секретом, что вы, господин президент, являетесь человеком мягким и по сути добродушным. Это очень хорошие качества для любого нормального человека, но, извините меня, не для президента борющейся за жизнь державы. В этом-то я и вижу основную опасность,