И еще раз слово Гайдаю: «В то время, когда появился «Пес Барбос», шли комедии, построенные только на тексте. Французские — «Папа, мама, служанка и я», о наших я уже не говорю. А мне захотелось сделать пять минут чистого кино, без слов. Прочитал в «Правде» стихотворный фельетон Степана Олейника. Там были какие-то браконьеры, которых в сценарии надо было наделить характерами. И появились Трус, Балбес и Бывалый. Маски, по существу».

Это желание сделать «чистое кино» можно смело перевести на кинематографический язык как намерение воскресить жанр слэпстик — «американскую комическую». (««Комическая» — имя существительное, как «столовая» или «гостиная», — пояснил в одном интервью Леонид Гайдай.) Слэпстиками назывались короткометражки, впервые появившиеся в 1910-х годах в Голливуде. То были фарсовые фильмы, действие которых строилось на погонях и цирковых трюках, а сюжеты вращались в основном вокруг конфликтов человека с окружающей его предметной обстановкой. Родоначальником таких картин был знаменитый кинопродюсер Мак Сеннетт, на чьей студии «Кейстоун» («Keystone») начинал свою карьеру в кино сам Чарлз Спенсер Чаплин — пожизненный кумир Гайдая. Кроме того, слэпстику посвятили свои лучшие годы такие великие комики, как Бастер Китон и Гарольд Ллойд, с творчеством которых Гайдай не мог не познакомиться во ВГИКе.

Неизвестно, знал ли Гайдай еще и о существовании американских киношных «Троих простаков» («The Three Stooges»), но определенные пересечения с ними Труса, Бывалого и Балбеса имеются. Наибольшей популярностью «простаки», правда, пользовались в тридцатые годы, то есть уже в эпоху звукового кино. К тому же их юмор значительно уступает и чаплинскому, и гайдаевскому.

Не будем забывать о еще одном кинематографическом направлении, явно повлиявшем на стиль Гайдая, — мультипликации, прежде всего американской. Сногсшибательный темп, обилие погонь, нескончаемая череда гэгов (вставных комических номеров) — всё это весьма роднит творчество Леонида Иовича с короткометражными мультфильмами Уолта Диснея, а также студий «Уорнер бразерс» («Warner Brothers») «Веселые мелодии» и «Метро-Голдвин-Майер» («Metro-Goldwyn-Mayer») «Том и Джерри». Расцвет этой стопроцентно эксцентрической анимации пришелся на тридцатые — сороковые годы, а к началу шестидесятых фактически сошел на нет. Гайдай, можно сказать, принял у заокеанских мультипликаторов эстафету эксцентрики.

Кстати, гэг, построенный на том, что собака кидается за брошенным динамитом и приносит его хозяину, присутствовал в одной из ранних серий «Веселых мелодий». А что такое рычащий пес Барбос, заключенный в круг (первый кадр «Необычного кросса»), как не пародия на знаменитую заставку компании «Метро-Голдвин-Майер» с ревущим из такого же круга львом (этой заставкой предваряется каждая из серий «Тома и Джерри»).

Ну а с Уолтом Диснеем Гайдая роднил еще и свойственный, наверное, всем великим режиссерам перфекционизм. И тот и другой осуществляли в буквальном смысле тотальный контроль над каждой из своих картин. Рассказывают, что Дисней присутствовал на всех тестовых просмотрах новых мультфильмов, произведенных его студией. С началом каждой следующей короткометражки он включал хронометр и внимательно следил за реакцией зала. Если в течение тридцати секунд никто не смеялся, Дисней отмечал в своем блокноте: такой-то кусок мультфильма надо переделать, вставить туда еще один гэг. И вставлял. Так король анимации добивался того, чтобы смех на сеансах с его фильмами не умолкал дольше чем на полминуты.

Можно не сомневаться, если бы практика тестовых просмотров существовала в СССР, Гайдай оттачивал бы свои картины точно таким же образом. Но Леонида Иовича выручала его грандиозная интуиция. Каким-то внутренним чутьем он всегда определял, что именно рассмешит зрителя. Впрочем, он тоже считал, что без хронометра в его профессии никуда. Секундомер Гайдай включал во время съемок каждой сцены — это помогало режиссеру контролировать необходимый в слэпстике сверхускоренный темп действия.

Леонид Гайдай со своим возрождением «американской комической» как нельзя кстати пришелся шестидесятым годам — «золотому десятилетию» в звуковом кино для сложнейшего жанра эксцентрической комедии. Именно в ту пору в Англии блистали Норман Уиздом (мистер Питкин) в кино и Бенни Хилл на телевидении, в США публика ломилась на «Розовую пантеру» и «Большие гонки», а во Франции вознесся до невероятных высот популярности взрывной, несносный, экспрессивный и гиперактивный Луи де Фюнес.

К работе над «Псом Барбосом и необычным кроссом» съемочная группа, состоящая из режиссера, оператора и трех актеров, приступила осенью 1960 года. Все съемки проходили в окрестностях подмосковного поселка Снегири. Актер на роль Бывалого — Евгений Моргунов — был найден последним. В очередной раз выручил Иван Пырьев — Моргунов снимался у него в паре фильмов в крошечных ролях.

Вицину на момент съемок было 43 года, Никулину — 39, а Моргунову — всего-навсего 33. Таким образом, вожак Бывалый получился самым молодым.

Как проходили съемки «Пса Барбоса…»? Лучше всех об этом рассказал Юрий Никулин в своих известнейших мемуарах «Почти серьезно», книжный вариант которых впервые вышел в 1978 году в издательстве «Молодая гвардия»:

«Каждый раз приглашение участвовать в новом фильме и первые переговоры велись по телефону. Так было и в этот раз. Один из ассистентов Леонида Гайдая предложил мне попробоваться в короткометражной комедии «Пес Барбос и необычный кросс».

При первой же встрече, внимательно оглядев меня со всех сторон, Леонид Гайдай сказал:

— В картине три роли. Все главные. Это Трус, Бывалый и Балбес. Балбеса хотим предложить вам.

Кто-то из помощников Леонида Гайдая рассказывал потом:

— Когда вас увидел Гайдай, он сказал: «Ну, Балбеса искать не надо. Никулин — то, что нужно».

Гайдай на первый взгляд казался человеком сухим и неприветливым. Внутреннего человеческого контакта у нас не возникло.

Он не произвел на меня впечатления комедийного режиссера. Мне тогда казалось, что, если человек снимает комедию, он должен непременно и сам быть весельчаком, рубахой-парнем, всё время сыпать анекдотами, шутками и говорить, конечно, только о комедии. А передо мной стоял совершенно серьезный человек. Худощавый, в очках, с немножко оттопыренными ушами, придающими ему забавный вид.

Оператор Константин Бровин ставил свою камеру на одну из дорожек мосфильмовского сада и просил всех пробующихся по очереди походить, потом пробежаться. В этом заключались все пробы. Узнав, что фильм будет снимать Константин Бровин, я испугался, вспомнил, как на «Неподдающихся» он полсмены снимал часы. Однако мои опасения оказались напрасными. Бровин на съемках показал себя человеком деловым, обладающим чувством юмора, добрым, отзывчивым. Он часто помогал мне во время работы…»

Вопреки широко распространенному убеждению, что Никулин, Моргунов и Вицин были закадычными приятелями не только на экране, но и в жизни, подлинно дружеских и близких отношений между тремя актерами так и не возникло. Но каждый из них на протяжении жизни неизменно отзывался об остальных двух членах троицы с корректностью и теплотой.