Уолтер изо всех сил пытался поддерживать воинский дух. Он устраивал изнурительные пробежки вокруг Голландии, чтобы ноги солдат окрепли для приземлений на парашютах. Но в глубине души Уолтер боялся, что это пустая трата времени. Он боялся, что, когда его спросят, что он делал на войне, ему придется ответить: «Ничего особенного».

«Солдаты приходили ко мне и говорили: „Лейтенант (тогда я был лейтенантом), когда, черт побери, мы отправимся на Филиппины?“ — вспоминал Уолтер. — А я отвечал: „Сразу же, как только я смогу нас отсюда вытащить“». С точки зрения Уолтера, помешало им то, что японцы отступали быстрее, чем ожидалось. И уникальная особенность его подразделения — знание местного языка, разведывательные навыки и навыки парашютистов — оказалась ненужной.

Уолтер предлагал командованию план одной вылазки за другой, но постоянно получал отказ. Он изо всех сил пытался победить американскую военную бюрократию, предлагая планы парашютных рейдов за линию фронта. О своих планах он рассказал знакомому — лейтенанту, который оказался сыном генерала Кортни Уитни. Уитни всячески поддерживал партизанскую войну на Филиппинах и был ближайшим доверенным лицом Макартура.

Когда и этот план не принес результатов, Уолтер предпринял следующий. 13 марта 1945 года он написал откровенное письмо самому генералу Уитни. В нем Уолтер жаловался на то, что его подразделение никак не используется, и просил перевести его в боевые части на Филиппины. Если же это невозможно, то он был готов перевестись в любую боевую часть в Европе или другом месте, пока не станет слишком поздно — война могла закончиться со дня на день.

«Как вам известно, сэр, — писал генералу Уолтер, — я прибыл на этот театр боевых действий по собственной просьбе. Я добивался этого назначения, а теперь вижу, что мои просьбы были бессмысленны». Изложив свое дело, Уолтер подчеркивал, что он осознает, что нарушил субординацию — отправил письмо через голову своего командира: «Я нарушил границы, но боюсь, что эту черту я унаследовал от отца».

Похоже, Уитни оценил пыл молодого лейтенанта. Две недели спустя Уолтер получил теплое письмо от бригадного генерала. В нем он объяснял молодому офицеру, что в войне за Филиппины играют роль гораздо более важные вещи, чем личные амбиции — пусть даже продиктованные смелостью и лучшими намерениями. Уитни советовал Уолтеру продолжать тренировки в своем подразделении для вторжения в Японию. В целом письмо было достаточно лестным и убедительным. «Подготовка ваших парашютистов для активной службы вызывает искреннее изумление, — писал генерал. — Вашими способностями в этой области восхищены все офицеры нашего штаба… Я советую вам сделать все возможное для поддержания боевой формы своих людей. Запаситесь терпением. Уверен, что ваше желание использовать свои способности в боевой обстановке будет удовлетворено в ходе предстоящих кампаний».

Письмо Уитни вдохновило Уолтера. Он написал ответное: «Я взял на себя смелость прочесть ваше письмо моим парашютистам. Оно вселило в их сердца уверенность и боевой дух. Все они хотят исполнить свой долг и готовы взяться за любое задание, сколь сложным бы оно ни было. Гарантирую, что мы исполним его в точности. Солдаты будут в отличной боевой форме и исполнят свой долг, когда это будет необходимо. Благодарю вас за то, что вы вселили уверенность в сердца моих солдат и офицеров. От лица всех хочу заверить: вы можете рассчитывать на нас в любой ситуации».

Генерал Уитни вновь переключился на штабную работу. Шли недели, а Первый разведывательный батальон оставался невостребованным. Энтузиазм Уолтера слабел с каждым днем. Он снова изнывал от безделья. Он был убежден, что отец выполнил свою угрозу — во время встречи на Филиппинах он сказал, что не допустит участия сына в боевых действиях. Эрл-старший явно беспокоился за безопасность сына — попутно от боевых действий оказались избавленными и парашютисты из Первого разведывательного батальона.

«Я был его единственным сыном и единственным ребенком, — вспоминал Уолтер. — Естественно, что он волновался. Мой отец храбро сражался вместе с партизанами. Его хорошо знали в американской армии. Когда он сказал: „Я не хочу, чтобы мой сын подвергался опасности“, к нему прислушались».

Действительно ли Эрл-старший имел такую власть, неизвестно. Не сохранилось никаких документов, подтверждающих, что Эрл-старший возражал против участия сына в опасных вылазках. Но факт остается фактом. В мае 1945 года, когда капитану С. Эрлу Уолтеру-младшему исполнилось двадцать четыре года, а война шла к закату, ни он, ни его подразделение так и не получили боевого задания. ПОДЧИНЕННЫЕ ЭРЛА-МЛАДШЕГО ПО ПЕРВОМУ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОМУ БАТАЛЬОНУ ИМЕЛИ ВСЕ ОСНОВАНИЯ ДЛЯ БЕСПОКОЙСТВА. И ДАЖЕ БОЛЬШЕ. КАЖДОМУ СОЛДАТУ ФИЛИППИНСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ БЫЛО НЕЛЕГКО ПОПАСТЬ В АМЕРИКАНСКУЮ АРМИЮ. Запутанные отношения между филиппинцами и американцами начали складываться около пятидесяти лет назад, в 1898 году, когда по Парижскому договору была прекращена война между Испанией и Америкой. По договору контроль над Филиппинами получали Соединенные Штаты. И это совсем не радовало филиппинцев, которые после трехсот лет испанского владычества мечтали о свободе. Но Америка утверждала свой статус мировой державы. Президент Уильям Маккинли сделал свое знаменитое, хотя и противоречивое заявление о том, что долг Соединенных Штатов — «дать филиппинцам образование, поднять их уровень и превратить в истинных христиан».

Через несколько недель после подписания договора американский и филиппинский патрули вступили в перестрелку на окраинах Манилы. Началась филиппино-американская война, которая продлилась сорок один месяц. Этот военный конфликт остается самым малоизвестным в американской истории. За время войны Соединенные Штаты потеряли более четырех тысяч солдат. Филиппины потеряли в пять раз больше солдат. Кроме того, более ста тысяч гражданских лиц на островах умерли от голода и болезней. 4 июля 1902 года президент Теодор Рузвельт объявил об окончательной победе, и Филиппины стали американской территорией, хотя стычки и столкновения продолжались еще много лет. Жестокость американских солдат была вычеркнута из истории. Министр обороны в правительстве Рузвельта поздравил военных с завершением «гуманной войны», несмотря на «жестокие провокации» со стороны «коварного врага».

В последующие тридцать лет в Соединенные Штаты хлынул поток иммигрантов с Филиппин. Большая их часть осела в Калифорнии и на Гавайских островах. В то же время сформировались взаимовыгодные торговые отношения между двумя странами. Американцы особенно ценили твердую древесину — так Эрл Уолтер-старший оказался во главе лесозаготовительной компании на Минданао. Но для многих филиппинцев Соединенные Штаты так и не стали любимой родиной. Антифилиппинские настроения были очень сильны. На филиппинцев нападали, по закону они не имели права владеть землей. По законам западных штатов филиппинцам было запрещено вступать в браки с белыми женщинами. Экономические возможности ограничивались работой на полях, в сфере обслуживания, ручного труда, а также на фабриках и заводах.

Борьба за независимость на Филиппинах не прекращалась ни на минуту. В 1934 году президент Франклин Д. Рузвельт подписал закон о десятилетнем переходном периоде, в конце которого на Филиппинах должна была сформироваться демократия по американскому образцу. До этого времени иммиграция с островов жестко ограничивалась. Закон о репатриации вынудил многих филиппинцев, живших в Соединенных Штатах, вернуться на острова.