Даркдаггар поставил перед собеседником чашку, наполнил её чаем и посмотрел на блестящую макушку старика. На скрюченные руки. Он готов сойти в могилу из-за безумных чувств, которых сам Гарм никогда не поймёт. Это напоминало влюблённость.

– Давай не будем всё усложнять.

Торговец чаем поднёс чашку ко рту и сделал маленький глоток. Потом залпом выпил всё содержимое и опустил кружку на стол с такой силой, что та треснула. Значит, Линдри всё-таки не был таким уж беспомощным? Он по-прежнему казался здоровым, только бледным и усталым.

– Так что это? Что ты выпил?

Даркдаггар задавал вопросы, не ожидая получить ответы. И действительно не получил их. Тогда он взял стоявший позади прилавка красный ларец, чтобы использовать в своих целях, вернулся к столу и снова сел напротив торговца чаем.

– Я знаю, что он жив, Линдри. И догадываюсь, у кого будет искать пристанища.

Даркдаггар ждал. Ничего не происходило. Член Совета начал беспокоиться, не ошибся ли с выводами, но тут голова старика стала клониться вниз. Он попытался подавить стон, а потом упал вперёд и остался лежать лицом на столе. Сгорбленная спина рывками вздымалась в такт дыханию. Всё медленнее. С усилием.

Даркдаггар поднял с пола серую шапку и натянул её на голову торговца чаем.

– Утешай себя тем, что умер не напрасно. Ты только что решил самую большую из моих проблем.

Линдри пошевелил головой. У него хватило сил посмотреть в глаза Даркдаггару. Тот склонился к старику.

– Колкагги.

Торговец попытался пошевелить губами, но тело его больше не слушалось. Он закрыл глаза.

Даркдаггар приложил два пальца к шее старика. Мёртв. Грустно. Больше и сказать нечего. Совершенно напрасная смерть. Ещё одна смерть на совести Римера.

Гарм подобрал монету, которая блестела на столе около лба Линдри. Член Совета никогда не был жадным, но зачем разбрасываться деньгами? Или же он должен заплатить за попытку отравления? Ужасно.

Даркдаггар взял кочергу и вытащил раздражающее полено из огня. Потом принёс масляную лампу, которая стояла на прилавке под чайниками, и разбил её об пол. Огонь стал жадно разгораться, побежал по скамьям, охватил овечьи шкуры, а потом и одежду старика.

Даркдаггар распахнул дверь и вышел из чайного дома. Кунте и Ярле сверлили предводителя взглядами. Тот вытер ладони о плащ.

– Ну что же… Здесь всё могло бы сложиться и лучше, – произнёс Гарм.

За его спиной ветер вновь завёл жалобную песню.

Только что вымытая Хирка голой стояла посреди комнаты. Глаза девушки были завязаны. Не для того, чтобы она ничего не видела, а для того, чтобы другие не видели её. Её зелёные глаза. Доказательство того, что она не является Умпири. Как будто это можно было скрыть. Как будто она не отличалась от них целиком, с головы до пят.

Нанятые помощники перешёптывались, когда мыли Хирку и натирали маслом.

Она была слепа, стояла в окружении чужаков и боролась с собой, чтобы не отбросить грубые руки, которые касались её кожи, и не удрать. Невидимые слуги обсудили каждый участок тела полукровки, как будто её самой здесь не было, видимо, считая, что она не понимает языка. На самом деле девушка понимала даже больше, чем ей хотелось бы. Достоинства следовало подчеркнуть, а недостатки скрыть. Эта работа не прекращалась с самого утра.

Самое важное – волосы. Их цвет позволял безошибочно определить, что Хирка приходилась внучкой Рауну. Поэтому она просидела всю первую половину дня с повязкой на глазах, в то время как другие мыли и заплетали рыжие пряди в причёску, которая наверняка не понравится самой девушке.

Но было неважно, что нравится ей. Важнее всего – что подумает дом Ход и примет ли её. Эта встреча имела такое большое значение, что никто даже не спросил Хирку, куда она отлучалась ночью. Ссору на эту тему отложили. Сейчас речь шла только о том, как пережить предстоящий вечер.

По спине полукровки бегали руки, пока не коснулись шрама, который отец нанёс ей в младенчестве. Девушка вздрогнула. Слуги трогали её даже за грудь, и всё же прикосновение к старому порезу показалось более интимным. Более болезненным. Она сжала кулаки. Ладони что-то укололо.

Когти…

Хирка уже не в первый раз забывала о них сегодня. Об искусственных когтях, выполненных в мельчайших деталях. Результат работы неутомимого серебряных дел мастера, которая заняла двенадцать дней. Они крепились к каждому пальцу и не препятствовали сгибанию суставов, так что можно было шевелить накладными когтями. Украшениями для пальцев. Настолько же красивыми, насколько фальшивыми.

Одна из женщин перетянула ремнями девушке грудь, высоко подняв её, чтобы подчеркнуть пышность форм. Это было одним из немногих достоинств Хирки. Сама она всегда считала свою грудь маленькой, но в мире худых звероподобных Умпири и такой оказалось вполне достаточно. Ослеплённая дочь Грааля сделала вдох и втайне понадеялась, что, когда слуги закончат, она сможет хоть как-то дышать.

Ей подняли руки и надели через голову платье из материала, который колол кожу. Затем стянули ремнями на спине и над бёдрами, чтобы оно обтягивало тело до самых ног.

– Что это? – раздался резкий голос Скерри. Кто-то немедленно принялся расправлять ткань под рукой Хирки. Одновременно на ней зашнуровывали обувь. Терпение Дрейри закончилось, и она выгнала всех слуг до одного. Только Уни было позволено остаться в комнате.

Когда повязку убрали с глаз девушки, она заморгала и потянула руку к лицу, чтобы потереть глаза, однако Скерри тут перехватила запястье. Макияж. Про него Хирка тоже забыла.

От вида сопровождающей можно было остолбенеть. Она казалась выше, чем обычно. Худощавую фигуру удлиняло платье без рукавов из тёмной кожи. На коже были выдавлены узоры: какие-то бороздки, напоминающие витые козьи рога. С чёрными губами и волосами Скерри выглядела эффектно. Она казалась страшно опасной.

– Помнишь, как их всех зовут? – спросила она.

Хирка кивнула.

– И ты знаешь, как выглядит Юр? Младший в семье? Вряд ли Ход назовёт его имя, но если это случится, то будет означать великую честь. Ты понимаешь? Если превзойдёшь саму себя, то его тебе представят. Хотя сомневаюсь, что это произойдёт.

– Тогда я найду его и поздороваюсь лично, – пошутила Хирка, но Скерри было совершенно не смешно. Она запустила когти в косички подопечной.

– Ты ведь думаешь, что речь идёт только о нас, так? – спросила Дрейри, буравя девушку взглядом белых глаз. – Считаешь, что тебя это не касается. По ночам ходишь бунтовать на улицах, болтаешь о Потоке и всевидящих, понапрасну тратя время, которое следовало использовать для подготовки к сегодняшнему вечеру. К тому, что произойдёт. Ты не понимаешь, что если падём мы, то падёшь и ты.