А дело было вот как. В тот день к нему утром подошел уголовник Алекс. В Сочи он человек всем известный. Летом он ежегодно на курорте проживает, а на зиму уезжает в Москву, где, как он говорит, «навара больше». Алекс настоятельно потребовал, чтобы Ашот привлек внимание одного москвича, пококетничал, поближе познакомился с тем, кого ему указали, то есть с Аркадием Кригером. И чтобы остался с ним на пляже и ночью, если тот попросит. А он непременно попросит, если Ашот будет вести себя, как надо. Непременно должен попросить. И пусть только попробует не попросить…

Напуганный Ашот поступил так, как ему приказали. Он старался. И уже к обеду был уверен, что выполнит поручение. Аркадий сделал ему предложение посидеть вечерком на берегу моря с бутылочкой вина. А ночью неожиданно для Ашота к ним с журналистом подошли трое незнакомых мужчин, не местных, сочинских, а приезжих. Он их раньше вообще никогда не встречал…

Да, на следствии ранее Ашот дал неверные показания и в этом теперь раскаивается и готов нести ответственность. Но теперь он говорит истинную правду.

Свидание вовсе не принимало «неожиданного» оборота, как он ранее свидетельствовал. Он не оборонялся от слишком настойчивых «домогательств» Аркадия. Ему и нечем было обороняться. И даже незачем. Ведь понятно же, почему именно его выбрали крутить задом перед журналистом, который был падок на молодых мальчиков. И действительно, у них была близость сексуального характера, но не по принуждению, а по взаимному согласию, Аркадий за это подарил ему значительную сумму. А сам Ашот тоже был гомосексуалистом уже давно, этого он сейчас не скрывает. И Алекс это знал.

Так вот, во время их встречи с Кригером, когда они отдыхали уже после всего, на пляже появились три неизвестных Ашоту человека. По всей видимости, именно эти люди использовали Саркисяна как приманку для того, чтобы заманить свою жертву на пустынный пляж. Но он, Ашот, совершенно ни при чем! Вы ведь верите, да?

Мужчины принялись избивать Аркадия, называя его «продажным писакой».

При этом они наносили ему удары не только кулаками и ногами, но и ножами. После нескольких ударов Аркадий вскрикнул, упал и замолк.

Один из убийц сунул в руки Ашоту свой страшный окровавленный нож и сказал, чтобы юноша признался, что это орудие убийство принадлежит ему. А напоследок этот ужасный тип пригрозил: «Признайся, ты это сделал один, он к тебе приставал, ты оборонялся. Не сделаешь так, как говорю, — жить не будешь!»

После ухода этих мужчин с пляжа Ашот в страхе убежал домой, даже не приближаясь к неподвижно лежащему Аркадию. Кинжал этот окровавленный, с которым он, кажется, прямо по улице бежал, в мусорный бак во дворе выкинул — домой нести не хватило духу. Но его все равно быстро нашли. И Ашота сразу же арестовали. Все правильно эти страшные люди рассчитали. И теперь Ашот сядет в тюрьму. Но все равно на всех допросах он повторял раньше только те слова, что ему наказал говорить убийца, потому что очень хочет жить…

— А скажите, Ашот, эти трое, они подошли и сразу стали резать журналиста? Или сначала говорили друг с другом о чем-нибудь?

— Нэ помну. Забыл. Страшна эта.

— Вы постарайтесь все же вспомнить. От этого зависит не только, как скоро мы найдем этих убийц, но и ваша личная безопасность. Понимаете? Только когда мы их арестуем, они не смогут дать указания своим людям расправиться с вами. Пока же мы их не знаем, это может случиться в любой момент. Надеяться на то, что они будут держать данное слово и оставят в живых неудобного свидетеля, — наивно. Им нужен козел отпущения. Чтобы закрыть дело. Но как только вас осудят и отправят в заключение, вы очень быстро умрете. Совершенно случайно. Вы понимаете меня?

— Панымаю. Оны гаварылы, што Аркаша тэпэр ничэго нэ напышэт.

— А о чем он хотел писать? Не слышали?

— Нэт. Я баялса. Кажэтся, пра звэрэй.

— Про каких зверей? — удивился меньше всего ожидавший подобной темы Поремский.

Юноша, виновато улыбнувшись, пожал спортивными плечами:

— Нэ знаю. Слышал, что про лэв гаварыл.

— Про кого?

— Лэв.

— Про льва?

— Да, да. Он, — Ашот Саркисян кивал, радуясь, что ему удалось помочь следствию.

4

За два дня Александр Борисович, как говорится, не присел ни на секунду. Если, конечно, не считать за сидение пребывание в часовых пробках за рулем собственного автомобиля. По Москве не то чтобы с каждым годом — с каждым днем, кажется, становилось все сложнее передвигаться на колесах. Власти рапортуют, что осваиваются громадные средства. Строятся новые дороги, перекрестки, путепроводы, развязки. Ремонтируют старые. А времени на переезды теряется все больше.

Да тут еще такое вот дело попалось: убийство в Сочи, а все нити — в Москве. Если по уму — надо бы быть на месте преступления, искать очевидцев, допрашивать подозреваемых, устраивать экспертизы. А выходит, что даже свидетелей приходится отыскивать в столице. Хоть разорвись. Понятно, что связь есть, и достаточно надежная, — не в каменном веке живем, но как быть, если многое требуется сделать лично? Наверное, кого-то еще из группы придется в Белокаменную вернуть. Чтобы он здесь координировал всю работу и доделал то, что не получилось успеть Турецкому.

Впрочем, и ему удалось немало.

Первым делом он из аэропорта, даже не заглядывая домой, заехал в Мосгорсуд и получил там санкцию на проведение оперативных мероприятий в отношении министра физического здоровья нации Михаила Красина. Дело вроде бы несложное, но времени потребовало.

Затем, разумеется, отправился к родной прокуратуре — век бы глаза ее не видали. Не в том смысле, что его тяготила работа, нет, напротив. Работы он не боялся и был по-прежнему рад распутывать хитроумные клубки преступлений, мотаться по городам и весям, трудиться бок о бок с оперативниками. Но чем выше он поднимался по должностным ступеням, тем меньше удавалось делать все самому, приходилось «руками водить»: разрабатывать планы и давать задания подчиненным, крутить им хвосты за недостаточное рвение и допущенные просчеты, писать многочисленные бумаги, отвечать на официальные запросы. Эта бюрократия тяготила Турецкого больше, чем неустроенность командировочного быта или необходимость самому мотаться из конца в конец Москвы.

Но ни одно преступление не было бы раскрыто — это Александр Борисович знал точно — без должной организации его расследования. И кому-то непременно нужно было этой скучной организацией работы заниматься. И давно уже выходило так, что именно ему.

В прокуратуре он встретился только с Сашей Курбатовым, который — по предварительной просьбе Турецкого — выяснял в Москве все, что касалось дела Кригера. Особых подвижек тут пока тоже не было. Саше удалось узнать, что Кригер летал в командировку по заданию солидной центральной газеты в качестве корреспондента на проходившую в Сочи встречу президента с немецким премьером, где обсуждались возможные схемы поставок российского газа в Европу, минуя территорию Украины и Польши. Сама по себе тема весьма взрывоопасная. Но в данном случае вряд ли она послужила поводом для убийства: никаких разоблачений, обычный репортаж с брифинга. Аркадий сбросил его из пресс-центра по электронной почте. А сам в Москву уже не вернулся. Вроде бы с него еще и статью аналитическую на эту же тему ждали, но она вряд ли могла послужить поводом для физического устранения журналиста.