Глаза Хадии расширились, напоминая темные сливы, и она застыла, все еще удерживая руку Сити. Фатиме хотелось надвинуть котелок на лицо. Почему у этой женщины такой характер? Когда к Хадие вернулся голос, она сумела только выдавить: – Я думала, что «идолопоклонница» – оскорбительное слово.

– Только когда ты его используешь. – Сити отпустила руку. – Но мы постоянно друг друга так называем. – Заметив растерянность Хадии, она пожала плечами. – Это между идолопоклонниками. Ты не поймешь.

– Чего мы не понимаем, – вмешалась Фатима, – это почему ты здесь. Мы не об этом договаривались.

– Мы ни о чем не договаривались, – невозмутимо отмахнулась Сити. – Я говорила, что свяжусь со своими людьми и найду тебе имя – что я и сделала. Мы не обсуждали, где я должна или не должна появляться. Мне кажется, у меня есть право здесь находиться. Двое из убитых были из моей общины. Мы следим за своими.

Фатима знала, что протестовать бесполезно. Стоило Сити что-нибудь решить – и переубедить ее было невозможно. Фатима могла объявить это расследование министерским делом и приказать ей уйти. Но эта женщина плохо реагировала на приказы властей.

Установилась неловкая тишина. Хадия, шагавшая между ними, бросала взгляды в обе стороны, пока не набралась храбрости для продолжения разговора:

– Можно спросить, из какого вы, эм, храма?

– Хатор, – ответила Сити. – Но я скорее склоняюсь к Сехмет.

– Сехмет. Мы изучали Древний и Эллинский Египет на теологической алхимии. Если я правильно помню, она была богиней битвы?

– Глаз Ра. Когда человечество собралось восстать против Ра, его дочь Хатор не слишком обрадовалась. В своем гневе она преобразилась в Сехмет – яростную львицу. Потом начала все ломать.

– Разве она чуть было не разнесла мир? – поморщилась Хадия.

– Богиня по-настоящему уходит с головой в работу. К счастью для человечества, Тот одурачил ее пивом, которое она посчитала кровью. Уложил ее спать. Проснулась она в настроении получше.

Фатима почти слышала аят, который Хадия, скорее всего, декламировала про себя. К ее чести, новенькая сохранила самообладание.

– Так чем вы занимаетесь в храме?

– Слежу за всякими штуками. Чиню всякие штуки. Собираю всякие штуки. – Сити сверкнула хищной улыбкой. – Иногда, если повезет, ломаю всякие штуки.

– Мы пришли, – сказала Фатима, страстно желая завершить этот разговор. Они стояли перед белым трехэтажным домом. Красная треугольная крыша в западном стиле, но с каменным фасадом в стиле машрабии. Если судить по окнам, в доме была по меньшей мере дюжина комнат – или больше.

– Крутой домик, – заметила Сити.

– Как ты нашла эту, – Фатима сверилась с адресом в записке, еще раз посмотрела на имя, – Набилю эль-Мансур? Погоди, она имеет отношение к Мансурам – владельцам сталелитейных заводов?

– Родственница, – подтвердила Сити. – Хотя они сейчас везде руки запустили. Мерира разослала информацию по храмам. Моя верховная жрица, – объяснила она Хадие. – В любом случае пришла любопытная наводка. От знакомой, которая работает в «Аль-Масри».

– Газете? – спросила Хадия. – Журналистка?

– Лучше. Секретарша. Редактора. Из культа Исиды. Заносчивые ребята, но мы неплохо уживаемся. В любом случае вы заметили, как скупо пишут о смерти лорда Уортингтона?

– У них это выглядит так, будто пожар был всего лишь несчастным случаем. – Фатима уже проверила сегодня газету. – Ничего о тайном братстве. Странно.

– Намеренно, – ответила Сити. – Секретарша говорит, что утром после смерти Уортингтона, когда она пришла на работу, печатники были в бешенстве. Им пришлось выбросить весь тираж утреннего материала и перепечатать заголовки – по приказу, который пришел в четыре утра. В тот день она приняла звонок для редактора. Она периодически подслушивает, чтобы храмы оставались в курсе событий. Звонившая поблагодарила редактора за то, что он придержал статью, которая могла подорвать репутацию Английского Паши. Сильно надавила, чтобы тот продолжал в том же духе.

Фатима думала, что это работа Асима. Но все оказалось куда интереснее.

– Дай угадаю. Звонила Набиля эль-Мансур.

– Ты начинаешь понимать, – подмигнула Сити. – Еще секретарша передала, что семья эль-Мансур – крупный финансовый спонсор городских газет. Могу поспорить, что она не только туда звонила.

– Вот тебе и свободная пресса, – пробурчала Хадия.

– Статья, которая могла подорвать репутацию Английского Паши, – повторила Фатима. – Например, о смерти на собрании собственного оккультного общества.

– Я поместила эту причину в верхние строчки списка, – согласилась Сити. – Мерира сказала, что до того, как он обратился к храмам для своего маленького клуба, он пытался заинтересовать людей из класса повыше. Мансуры подходят.

Фатиме тоже так казалось. Они прошли по усаженной деревьями дорожке к парадной двери – на ее черной поверхности были вырезаны сомкнутые друг с другом звезды. Чтобы им открыли, понадобилось дважды постучать бронзовым молотком. Служанка, молодая девушка в белом, смотрела на троицу пустыми глазами, пока Фатима не показала значок, после чего та ринулась за хозяйкой.

Когда Набиля эль-Мансур подошла к двери, она оказалась совсем не похожа на сложившийся в голове Фатимы образ. Она была невысокой, но на удивление плотной – не полной, но крепкой, в современной шелковой галабее с золотой каймой, контрастом которой служил торопливо повязанный черный традиционный хиджаб. Пусть она была немолода и на лице хватало морщин, глаза сохраняли жесткость. Наморщив ястребиный нос, она окинула их оценивающим взглядом, на какой способны только патриции.

– Ну? – спросила она, нетерпеливо цокнув языком.

– Ас-саляму алейкум, мадам Набиля. Я агент Фатима, а это агент Хадия. Мы из Министерства алхимии, заклинаний и сверхъестественных сущностей.

Мадам Набиля внимательно рассмотрела их значки, затем уставилась на агентов ореховыми глазами, похожими на совиные.

– Что министерству от меня нужно?

– Мы хотели задать несколько вопросов о лорде Уортингтоне.

– Он мертв. Это изменилось?

Значит, по-простому она не хочет.

– Он умер в компании определенного братства, о котором, мы полагаем, вам известно.

Это привлекло ее внимание. Губы Набили сжались, а блеск в глазах стал острее. Через мгновение ее лицо расслабилось, и она поправила хиджаб.

– Очень хорошо, заходите. – Ее взгляд переметнулся на Сити. – Но вашей абде[52] придется подождать снаружи.

Фатима застыла, а за ее спиной Хадия сделала шумный вдох. Это обращение было достаточно распространенным – унижение нубийцев и любых других людей с черной кожей. Не слишком деликатное напоминание о недавнем прошлом. Но Каир гордился тем, что идет в ногу со временем. И к тем, кто использовал подобные слова, относились неодобрительно. Во всяком случае, на людях.