В конце концов, когда приготовления были закончены и Кряжимский нарядился в свой лучший костюм, обвешавшись аксессуарами, он стал похож то ли на удачливого предпринимателя средней руки, то ли на «крестного отца», ушедшего на покой. Во всяком случае, все сошлись на том, что Сергей Иванович одним своим видом вызывает жгучее желание его ограбить. Виктор даже проворчал, что как бы это не случилось уже по дороге на вокзал, но Кряжимский успокоил его, сообщив, что попросит брата отвезти его на машине туда и обратно.

Не знаю, как восприняли эту причуду домашние Сергея Ивановича, но, учитывая его дар убеждения, я надеялась, что все сошло гладко. Перед тем как отправиться за билетом, Кряжимский созвонился со мной и заверил, что все идет нормально.

Однако угрызения совести все-таки немного мучили меня. В доброй воле Сергея Ивановича я не сомневалась, но тем не менее мне казалось не слишком этичным подвергать пожилого человека таким испытаниям. Ведь было неизвестно, сработает ли наш план и как быстро он сработает. Не может же Кряжимский постоянно жить у своего брата.

Меня успокаивало то обстоятельство, что грабитель действовал достаточно быстро и реализовывал полученную информацию, по-видимому, сразу, как только она поступала. Нужно было только хорошенько заинтересовать его, а это, как мне казалось, должно было у нас получиться.

Вечером я сидела дома и с нетерпением ждала звонка. Сергей Иванович позвонил около одиннадцати. Голос его звучал солидно и необычайно категорично.

— Зинаида Петровна? — назвал он первое пришедшее на ум имя. — Кряжимский говорит! Тут такое дело — наша с вами встреча откладывается. Я сейчас с вокзала звоню. Уезжаю. Сегодня телеграмму получил — от дяди. Сильно плох. Просит приехать всей семьей. Отказать не могу — старик нас очень всегда любил. Так что завтра отбываю в Тюмень. Прошу простить великодушно… Дней через десять вернусь — и мы с вами решим все проблемы, обещаю!

— Расцениваю ваше сообщение как заявление, что все идет по плану, — сказала я в трубку. — Действуйте!

Второй раз он позвонил минут через тридцать. Теперь голос его звучал с обычными деликатными интонациями.

— Еду домой, Ольга Юрьевна! — сообщил он. — Все прошло как нельзя лучше. Билеты выписывала наша знакомая. Незаметно наблюдал за ее действиями и убедился, что паспортами она интересовалась весьма глубоко. Так что не исключено — рыбка клюнет. Билеты у меня на десять пятнадцать утра. Так что на работе я не появлюсь, а ключи от квартиры вам брат завезет, как только прокатит нас до вокзала и обратно. Он же вам даст и номер своего телефона. Когда отправитесь с Виктором в засаду — созвонимся. У вас есть какие-нибудь замечания?

— Кажется, нет, — ответила я. — По-моему, вы все выполнили прекрасно.

— Тогда спокойной ночи, Ольга Юрьевна! — вежливо сказал Кряжимский.

— Спокойной ночи, Сергей Иванович! — ответила я.

Но какая уж там спокойная ночь! Я места не могла себе найти. До начала нашей операции оставались еще сутки, а я думала только об одном: как бы они побыстрее закончились. В итоге до утра я не могла уснуть, перебирая в уме возможные варианты дальнейшего развития событий.

Далеко не впервые мне предстояло участвовать в засаде: в погоне за сенсациями еще и не то случается, но подобные вещи никого не оставляют равнодушным. Пожалуй, это можно сравнить с таким чувством, как любовь, — в который бы раз она ни приключилась, спокойной все равно не будешь.

Должно быть, бессонная ночь отразилась на моей внешности, потому что, едва я появилась на работе, Маринка сообщила, что я выгляжу просто ужасно.

— Ты бледна, и у тебя больные глаза, — сказала она с тревогой. — Эти гонки тебя доконают. Тебе надо все бросить и уехать к морю.

— Старший кассир на железнодорожном вокзале советовала мне то же самое, — ответила я. — Она даже предложила устроить мне билет.

— А ты, разумеется, отказалась, — с осуждением заметила Маринка.

— Не могу же я вас бросить на произвол судьбы! Капитан должен последним покидать корабль.

— Кстати, о кораблях, — мечтательно сказала Маринка. — Мы могли бы отправиться отдыхать всей редакцией. Честное слово, это было бы грандиозно!

Тут мне пришлось возразить, чтобы пресечь подобные настроения на работе:

— Марина, а ты подумала о конкурентах? Пока мы будем расслабляться на пляжах, они заполнят собой весь рынок! Нет, о море придется забыть. Единственная слабость, которую мы сейчас можем себе позволить, — это твой волшебный кофе!

Маринка поняла намек и немедленно отправилась за кофе. С этого напитка, приготовленного ее чудодейственными руками, я привыкла начинать каждый рабочий день, а чашка кофе с утра превратилась в некий священный ритуал, залог плодотворной работы и успеха в делах.

Вот и теперь: стоило выпить всего одну чашку, и я сразу почувствовала себя бодрее. Ко мне вернулись уверенность и ясность мысли. Можно было заняться делами.

Но как раз этого мне сделать и не удалось. Едва я покончила с кофейным ритуалом, как в кабинет заглянула Маринка и, придерживая спиной дверь, тревожно прошептала:

— Тебя спрашивает мужчина! Судя по виду, лицо официальное! Ты кого-нибудь ждешь?

Я отрицательно помотала головой. Никаких посетителей я не планировала, ни официальных, ни частных.

— Он не назвался, что ли?

— Не-а! Только вежливо поинтересовался, может ли видеть редактора.

— Ну, значит, скажи, что может — куда денешься?

Маринка кивнула и выскользнула в приемную. Через некоторое время на пороге возник высокий сутуловатый мужчина с хмурым широкоскулым лицом. На нем был темно-серый пиджак, пожалуй, слишком теплый для летнего дня, и черные брюки с плохо отглаженными стрелками. В руках он держал прозрачную папку с кнопочкой. В таких носят документы. Маринка не ошиблась. Передо мной было лицо официальное.

— Здравствуйте, Ольга Юрьевна! — сказало лицо, быстрым, но внимательным взглядом окидывая кабинет. — Вы разрешите?

— Уже разрешила, — ответила я. — Присаживайтесь. С кем имею честь?

Мужчина уселся напротив меня, расположившись обстоятельно, словно кабинет он делил со мной на равных условиях, положил на стол свою папочку, отодвинул в сторону телефон и, порывшись в кармане, протянул мне красную книжечку.

— Оперуполномоченный Чудин Алексей Алексеевич, — отрекомендовался он также в устной форме.

— Очень приятно, — не слишком уверенно сказала я. — И чем обязана?

Чудин неторопливо убрал книжечку и, пронзительно посмотрев мне в глаза, произнес:

— Ольга Юрьевна, давайте откровенно!

Я пробормотала, что всегда приветствую в людях откровенность и сама стараюсь держаться на уровне.

— Отлично! — сказал опер. — Тогда признавайтесь, что вы опять затеваете?

— Опять? — переспросила я, лихорадочно соображая, что может быть этому человеку известно. На мой взгляд, время милиции еще не пришло.