В любом случае я пришла к выводу, что уже давно не заботилась о галерее должным образом. В результате последняя конструкция, державшаяся на единственной ниточке, этой ночью тоже рухнула. Наша жизнь и так разваливалась на глазах, поэтому я не могла себе позволить потерять еще и галерею. Ведь репутация уничтожается гораздо быстрее, чем завоевывается.

Мои опасения подтвердились, когда я впервые после перерыва внимательно прочитала электронную почту и ту переписку, которую достаточно хаотично вел с недовольными авторами мой отец. Заодно выяснилось, что я лишилась доверия нескольких коллекционеров. Их эгоцентризм был мне хорошо известен: с их точки зрения, я не имела права на ошибку, не имела права забывать о них, не заниматься ими и уж тем более не пополнять их коллекции.

Пора было браться за телефон и не дожидаться, пока отец исправит положение вместо меня, ведь теперь не он стоит у руля. И даже если к мнению и советам Жоржа еще прислушивались мои подопечные или клиенты, которые привыкли полагаться на его давно устоявшееся реноме, все равно властью здесь была я, и ответственность за все несла я. Они остались со мной после ухода отца, а я их бросила. Первым я позвонила художнику, с которым работала годы, при этом мы с ним отлично ладили, и он был единственным, кто не накинулся на меня после аварии. Я начала с извинений, он холодно ответил, что ничего страшного. А вот к ожидавшему меня продолжению я не была готова:

— Ава, спасибо за все, что ты сделала для меня, но мы, пора признать, прошли наш совместный путь до конца… Если честно, не знал, как тебе об этом сказать…

— Ты о чем?

— Я заключил договор с другой галереей.

Я вскочила.

— Но это невозможно! Почему?

— Ты мне больше не соответствуешь… это началось уже давно. Ты не защищаешь мою живопись.

Свободной рукой я откинула волосы со лба, как если бы это помогло мне что-то придумать.

— Погоди, зайди в галерею, мы все обсудим… Я вплотную займусь тобой. У меня просто черная полоса, и только-то… Ты по-прежнему можешь на меня положиться.

— Слишком поздно.

Он заявил это безапелляционно, и даже если бы я упала перед ним на колени, ничего бы не изменилось. К тому же я слишком горда для этого.

— А кто? К кому ты ушел?

— Скоро узнаешь. Когда получишь приглашение на мой вернисаж. До скорого.

Он повесил трубку. Я еле сдержалась, чтобы не скинуть на пол все, что лежало на столе. Новость разлетится с быстротой молнии. Ничего экстраординарного, если от вас уходит художник, но в сложившихся обстоятельствах я ожидала неизбежных слухов о том, что мои услуги не на высоте. В конце концов, все были свидетелями того, как я сбежала с вернисажа Идриса. Даже если в тот вечер у меня были основания, чтобы удрать, я подала очень плохой сигнал. Требовалось нанести мощный упреждающий удар, если я собиралась задушить опасные разговоры в зародыше. И я обязана была стереть плохие воспоминания из памяти публики. И вдруг меня осенило: сама собой возникла четкая идея, как это сделать. Я организую выставку, приглашу всех своих художников, коллекционеров, других клиентов, пока процесс еще обратим. Конечно, у меня за спиной станут злословить, осудят мою поспешность, скажут, что я импровизирую, веду себя как дилетант. Но я докажу, что они ошибаются. Я несколько раз обошла галерею, размышляя о новой организации пространства, о необходимом косметическом ремонте. Попрошу мастеров как можно быстрее составить смету. Не хочу больше видеть облупившуюся краску на стенах, галерея и произведения в ней заслуживают самого лучшего, всего, в чем я им отказывала последние годы.

Я продолжила обзванивать коллекционеров и авторов, молясь в душе, чтобы результаты переговоров не были столь же катастрофичными, как в первом случае. Большинство приняли мои извинения и немного смягчились — и то хлеб, не стоит требовать слишком многого. Некоторым было наплевать на то, что я переживала, и они исходили из того, что состояние здоровья Ксавье не должно было помешать мне работать. Я заверила их, что никуда не ушла и опять возьму все в свои руки, что они могут на меня рассчитывать. Сомнения у моих собеседников остались, но они согласились временно поверить мне на слово. Мой последний шанс. Наверняка большинство ответит, как всегда, утвердительно на мое приглашение. Причем по двум одинаково вероятным причинам: кто-то захочет присутствовать при моем падении, а остальные — в надежде, что мне удастся справиться с временным провалом.

Галерея сумела подействовать на меня волшебным образом. Я утратила представление о времени — но не так, как в больнице, где я успела забыть о спасительном эффекте галереи, — и выбросила из головы почти все заботы, наплевав на то, что у меня по-прежнему отсутствуют поводы для эйфории, а дела постоянно прибывают. Но чем дольше я удерживала в руках штурвал, тем лучше себя чувствовала. Желание ввязаться в бой наполняло меня энтузиазмом и стремлением возвратиться к своей страсти. Было очень приятно хотя бы частично избавиться от подавленности, вернуть боевой дух. Да, выживание галереи под угрозой, однако энергия и оптимизм странным образом прибывали, мое сердце билось ради правого дела, четкая цель обеспечивала драйв. Как и предсказывал Идрис. И Саша тоже.

Когда после семи вечера я оторвалась от бумаг, то едва не разразилась смехом: Хлое, как обычно, придется меня ждать, старые привычки возвращались на всех парах. И это был отличный знак для моего морального тонуса. Ну да, есть вероятность, что жизнь действительно может продолжиться. Я немного поколебалась, не заехать ли хоть на несколько минут в больницу проведать Ксавье, но боялась растратить дивиденды, полученные за последние несколько часов: нужно было удержаться на этой позитивной ноте. Мне не хватало смелости столкнуться с его хмурым видом, не было сил смотреть на него, когда он отводит глаза, говорить с ним, не получая ответа, завязывать сражение, когда он отказывается прикладывать усилия, чтобы выиграть собственную битву. И неважно, что я прекрасно отдавала себе отчет в том, что стоящие перед нами вызовы несравнимы. Завтра, я подумаю об этом завтра. Бросить его в больничной палате? Я ненавидела себя. Но мне так нужна была передышка. Из-за чего конкретно мы поругались? Я нехотя погасила лампы в залах, опасаясь, как бы меня не атаковали мои новые демоны, стоит мне переступить порог галереи. Она защищала меня. Я хотела бы остаться здесь наедине с собой, еще немного насладиться затишьем посреди бушующего вокруг хаоса. Приходилось признать, что при мысли о том, что я увижу детей и должна буду ими заниматься, на меня наваливалась усталость. Как они отреагируют на новость о том, что я возобновила работу и мало пробыла с их отцом? Я отправила домой сообщение, предупредив об опоздании. Я отказывалась торопиться, мне нужно было хоть ненамного отложить погружение в болезненную реальность. Я запахнула пальто и окончательно рассталась с галереей, пообещав ей, что завтра приду опять. И ночью буду усердно шевелить извилинами в поисках алгоритма действий, потому что не собираюсь надолго бросать Ксавье одного. Я обязательно буду ездить к нему, но стану меньше сидеть в палате. Буду рядом с ним достаточно, но не целые дни. Жизнь без него была все невыносимее.