— У тебя в кармане пальто есть двадцать пенсов. Дай мне, пожалуйста.

— Я позвоню Лоре, в Дели.

— Мне нужно всего пятнадцать.

— Она сумеет с ним связаться.

— Так пить хочется…

— На здравомыслие мамы рассчитывать не приходится. Ей уже восемьдесят лет, Патрик. Она… ой, Мэтти, помолчи! Господи, на кого ты похожа!.. — ужаснулась Мелисса.

— Вот, возьми, — предложила я, достав из кармана мелочь.

— Ну что вы, зачем! — чуть не плача произнесла Мелисса.

А Патрик объяснил мне, что он истратил всю мелочь на парковке. Монеты со звяканьем упали в автомат.

— Маме не нравится мой пирсинг, Патрик, — сказала Мэтти. — И татуировка. Я тебе показывала свою татуировку? — Она оттянула вниз один рукав черной футболки, обнажив тощую руку, от плеча до локтя разрисованную зеленым кельтским узлом.

— Потрясающе.

— Я в суд подам. — Мелисса потащила Мэтти к лифту. — Ей еще нет восемнадцати лет. Это ведь противозаконно, да, Патрик?

— А бабушке нравится, — донесся до меня голос Мэтти и затем, напоследок, отчаянный возглас Мелиссы:

— Час от часу не легче…

Двери лифта закрылись, я осталась с Патриком одна.

Я помахала перед ним нарциссами и быстро сказала:

— Пойду оставлю цветы медсестре, — и зашагала по коридору.

Тильда спала за цветастыми зелеными шторами. Я не стала тревожить ее покой и уединение, а просто попросила медсестру передать ей поникшие цветы и записку. Я надеялась, что Патрик уйдет к тому времени, когда я вернусь, но он стоял у окна напротив лифта, держа руки в карманах. Спросил, еду ли я сразу домой, и мне пришлось объяснить, что у меня сломалась машина.

— Хреново в такой день остаться без машины, — посочувствовал он. — Я подвезу. Мне все равно нужно вечером быть в Лондоне.

Я не смогла придумать, как учтиво отказаться, так что мы вместе покинули здание больницы и пошли к его машине. Я ожидала увидеть мощный спортивный автомобиль, что-нибудь в стиле мачо, но оказалось, что у Патрика старенький «рено». Правда, вел он свой автомобиль мастерски, ехал быстро. В машине стояла оглушительная тишина. Патрик, казалось, все еще на что-то сердился, пребывал в задумчивости; под его глазами темнели круги. Я смотрела на его руки, непринужденно лежавшие на руле; запястья с тыльной стороны покрывал золотистый пушок. Молчание было невыносимо, я должна была как-то его нарушить.

— Что касается тех креветок… ты, должно быть, считаешь меня сумасшедшей…

И опять уголки его губ дернулись в улыбке.

— Вовсе нет. Вечер был очень скучный. Хоть какое-то разнообразие.

— Обычно я так не поступаю…

— Нет? — Он искоса глянул на меня. — Жаль.

Я не знала, что на это ответить. Отказавшись от попытки объяснить свое поведение в Обществе юристов, я выразила беспокойство по другому поводу:

— Надеюсь, я не расстроила Тильду. То есть… надеюсь, она слегла не из-за того, о чем мы с ней говорили.

Патрик сбавил скорость на крутом повороте и покачал головой.

— Ты к этому причастна, но лишь косвенно. Она отбирала материалы, которые хотела дать тебе, и наткнулась на рисунки — наброски, акварели, все такое. Потом отправилась в Оксфорд за рамками — слава богу, что не сама села за руль, поехала на автобусе. После достала стремянку, развесила рисунки. — Голос у него был невеселый, но насмешливый. Стемнело, в вышине смыкались кроны деревьев, их ветви золотились в свете фар. — А ночью заболела. Просто переутомилась, как говорят врачи.

Мы опять надолго замолчали. День был длинный, утомительный; от усталости у меня слипались глаза. Но ведь он вызвался меня подвезти, и я считала, что обязана поддерживать разговор.

— Дочь Мелиссы… удивительная девочка.

Патрик рассмеялся.

— До рождения Мэтти у тети Мелиссы все шло чин чином. Вышла замуж за достойного человека, жила в достойном доме, растила двух чудесных дочерей, которыми по праву гордилась. Потом — бац! — Мэтти, трудный поздний ребенок. Тильда, конечно, ее обожает.

«Очень поздний ребенок, — подумала я. — Мелиссе, наверно, было уже далеко за сорок, когда родилась Мэтти».

Я хотела расспросить его об отце, знаменитом Джоше Франклине, но смех уже угас в его глазах, губы вытянулись в суровую складку. Остаток пути я даже не пыталась вновь завязать разговор. Закрыла глаза, надеясь заснуть, но не могла расслабиться из-за того, что он сидел рядом. Я пребывала на грани сна и бодрствования; писк индикатора на панели управления, когда Патрик перестраивался в другой ряд, сливался с моими беспорядочными мыслями. Когда мы остановились у моего дома, я спросила, будучи твердо уверенной в том, что он откажется, не желает ли он выпить кофе.

Патрик глянул на часы.

— Спасибо, с удовольствием.

«Черт», — думала я, отпирая дверь. У меня сосало под ложечкой. За целый день я выпила чашку чая в автосервисе и съела батончик «Марс» в Оксфорде. Я заглянула в холодильник.

— Омлет будешь?

Он моргнул от неожиданности.

— Не хочу тебя затруднять…

— Мне что на одного готовить, что на двоих — разницы никакой. Я умираю с голоду.

Пока я возилась на кухне, он рыскал в гостиной. Яичная смесь аппетитно пузырилась на сковороде — одно из моих наиболее удачных блюд, — и я достала тарелки и приборы.

— Ты не против, если мы поедим здесь? На кухне холодновато. — Я поставила его тарелку на подлокотник одного из кресел.

— Я и на тротуаре могу, лишь бы приготовили.

Я поставила компакт-диск — на тот случай, если мы опять будем молчать. Я предположила, что Патрик, как и Макс, любит Баха. Он наконец-то сел и, казалось, немного расслабился.

— Ты, должно быть, очень разволновался из-за болезни Тильды.

Он разломил на две половинки свой кусок хлеба.

— Тетя Мелисса позвонила среди ночи.

— Перепугался, наверно, — предположила я.

— Ну да. Я все равно работал допоздна, так что сразу же помчался в Оксфорд. — Он улыбнулся, его лицо просветлело, вид стал менее неприступным. — Боже, когда мне было двадцать, у меня частенько случались бессонные ночи, и ничего, как будто так и надо. Видимо, старею. — Он доел омлет и встал. — Спасибо, Ребекка, ты спасла меня от голодной смерти. Мне пора, завтра нужно быть в суде.

После его ухода я, к своему удивлению, ни на чем не могла сосредоточиться. Подумала, приму сейчас горячую ванну и рухну на кровать, но, пока с полчаса нежилась в пене от «Шанель», что Люси Лайтман подарила мне на Рождество, сон как рукой сняло. Я отдраила кухню с нетипичной для меня тщательностью, постирала вручную кое-что из одежды, развесила мокрые вещи на вешалке в ванной, просмотрела выписки с банковского счета и корешки чеков, проверяя, хватит ли у меня денег, чтобы заплатить за ремонт автомобиля. И все время думала не о Тоби, а о Патрике. Сама не понимала, почему он не выходит у меня из головы: в конце концов, он был угрюмый, неприветливый, язвительный человек, и я, вспоминая эпизод с креветками, сгорала со стыда. Да, физически он был привлекателен, но я еще не была готова к новому роману, хотя после разрыва с Тоби прошло уже полгода. Я понятия не имела, что думает обо мне Патрик. Возможно, сегодня вечером он был относительно учтив со мной из-за моего профессионального интереса к Тильде. Тем не менее, закрывая глаза, я видела его лицо. И пыталась найти удобное положение для моих пылающих, ноющих конечностей.