– А что теперь? Ученики к вам больше не ходят? – гостья переставила на стол блюдо с блинчиками, потрогала чашку с чаем, скривилась – совсем остыл! – и снова отошла к плите, чтобы вскипятить чайник.

– Эти-то, из Шоко-школы? – Лев Александрович тоже скривился. – Маленькие блестящие роботы, нацеленные на жизненный успех. Они какие-то неправильные дети. В них нет той живости, непосредственности, искреннего любопытства, открытости всему новому, которыми отличается нормальное детство. То есть, наверное, и в них это было, просто слишком рано закончилось. Я учил девятиклассников и тех, кто постарше – они все уже очень взрослые…

Он помолчал и неуверенно потянулся к блинчику. Натка подбодрила его: «Берите, берите!» – и разлила по чашкам свежий чай. Лев Александрович сунул блинчик в рот, пожевал и расплылся в счастливой улыбке:

– М-м-м-м, нектар и амброзия!.. Да, так вот: мои ученики в Шоко-школе уже слишком взрослые, и, надо сказать, в большинстве своем весьма неприятные взрослые. Недобрые… А блинчики просто превосходные!

– Школьники всегда злые, – сказала Натка и замерла, скосив глаза к носу.

– Что? – встревожился Лев Александрович.

– Вы сказали, у вас есть кладовка с припасами? – строго посмотрела на него гостья. – А варенье там имеется?

– Ну разумеется…

– Так что же вы молчите! – вскочила она. – Где кладовка?

Через минуту они уже поливали блинчики превосходным клубничным вареньем.

– А жизнь-то налаживается, – заметил Лев Александрович, заправляя бороду под воротник рубашки: чего уж церемониться, почти свои люди, а борода – она за трапезой еще неудобнее, чем галстук.

– Так вот, я говорю, что школьники всегда злые, – вернулась к теме гостья. – Мы вот своим учителям и кнопки на стул подкладывали, и ведро с водой на дверь пристраивали, и даже журнал парафином натирали, чтобы в нем писать невозможно было…

– Милые детские шалости, – глубоко кивнул Лев Александрович (бороду он вовремя спрятал, иначе она нырнула бы в варенье). – Скажу вам по секрету: ассортимент этих невинных выходок каждый учитель знает наизусть, и мало кому они серьезно досаждают. Это просто часть общей забавы: дети шалят, а мы делаем вид, что расстроены, обеспокоены, возмущены… Взрослые игры гораздо хуже.

– Я в курсе, как вас попытались подставить и выгнать с работы.

– В итоге у них это все-таки получилось – я сам уволился сразу после того, как меня восстановили по суду. Наверное, надо было уйти раньше, когда меня еще просили по-хорошему, но я тогда не мог. Машенька была уже очень плоха, но мы все еще надеялись, пробовали любое лечение, на это постоянно нужны были деньги, а сбережения наши к тому времени уже закончились…

– Вам предлагали уйти? Почему? Вы такой опытный учитель…

– Опытный, да… Может быть, слишком строгий – не знаю… Но у меня в каждом выпуске были медалисты, мои ученики побеждали на конкурсах и олимпиадах, поступали в ведущие гуманитарные вузы, даже в Литературный институт… Знаете Верочку Максимову, это очень талантливая молодая поэтесса? Моя ученица. А Ванечка Трофимов сценарии для кино пишет, недавно за короткометражку в Каннах приз получил… У меня было много очень, очень талантливых ребят…

– А в Шоко-школе?

– Я проработал там чуть больше года – этого слишком мало, чтобы говорить о стабильно высоких результатах. Тем более что представление об этих самых результатах у меня и у администрации Шоко-школы, как оказалось, очень разное, – Лев Александрович внимательно посмотрел на Натку. – Хотите, чтобы я рассказал?

Она кивнула.

– Ну хорошо… Тогда слушайте.

Первый конфликт с руководством у заслуженного учителя Бехтеревича случился еще в прошлом году – всего через два месяца после начала его работы в Шоко-школе. Тогда Лев Александрович на собрании родителей десятого «Б» озвучил предварительные оценки за первую четверть. Родителей двух учеников они не устроили.

– Ожидалось, что в итоге эти дети получат медали, но для этого им нужны были пятерки по всем предметам, – пояснил Лев Александрович. – Однако и мальчик, и девочка, о которых шла речь, на «отлично» у меня не вытягивали. У нее была твердая четверка, у него – «хорошо» с натяжечкой. Я объяснил это родителям, но они пошли к директору, и та потребовала, чтобы я исправил четверки на пятерки.

– А вы не исправили, – догадалась Натка.

– Девочке исправил, поскольку она стала заниматься дополнительно, поднажала и вытянула на пятерочку с минусом сама. На минус я закрыл глаза – в конце концов, это была только первая четверть десятого класса, оставалось еще много времени, чтобы закрепить позиции. А вот с мальчиком вышло плохо…

– А что за мальчик?

– Немцов Володя, сын директора коллекторского агентства, – Лев Александрович невесло усмехнулся. – Род занятий его родителя – это важный и показательный момент.

– Только не говорите, что пятерку для мальчика от вас требовали с паяльником или горячим утюгом! – испугалась Натка.

– Очень близко к тому, – кивнул Бехтеревич. – Сначала речь шла о дополнительных занятиях, чтобы подтянуть хромающий русский. Я готов был в свободное время заниматься с мальчиком безвозмездно, в конце концов он же мой ученик, но против этого категорически возражала наша мадам директор.

– Эмма Францевна?

– Она самая. У нее очень строгие принципы: в Шоко-школе не должно быть ничего бесплатного. Милостыня развращает, за все хорошее в жизни надо платить. Дополнительные занятия – пожалуйста, но за отдельные деньги. Было неловко, что меня заставляют брать плату за то, что я готов делать безвозмездно, но нужны были средства на новое экспериментальное лекарство для Машеньки, поэтому я согласился. Но!

– Вам не заплатили?

– Напротив, дали деньги вперед, авансом, хотя обычно я не беру оплату за то, что еще не сделано, это не в моих правилах.

– Тогда почему – но?

– Потому что мальчик, Володя, не стал ходить на занятия. Ни разу не пришел! Хотя я назначал ему четкое время и ждал… Оказывается, они все решили, что достаточно дать мне денег, заниматься не нужно, пятерка уже у них в кармане! Представляете?

– Все – это мальчик и его родители?

– И завуч, и директор – они проявили в этом вопросе поразительное единодушие! – Лев Александрович всплеснул замасленными руками. Натка молча дала ему бумажную салфетку. – Спасибо… Разумеется, у Володи так и осталась четверка, я не стал незаслуженно повышать ему оценку, а деньги все вернул – принес и положил на стол директору.

– И?

– И Немцова перевели в десятый «А», там русский и литературу преподавал другой учитель, Анна Игоревна. С ней они как-то нашли общий язык, и во второй четверти мальчик получил свою пятерку. А мне впервые прозрачно намекнули, что я со своими принципами в Шоко-школе как белая ворона, которой не мешало бы подыскать себе другую стаю. Но мне нужна была высокооплачиваемая работа, и я не уволился ни тогда, ни позже.