Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы говорите про йогурт?
Она покачала головой.
– Нет, но это очень старая шутка.
– А что насчет асфиксии?
– На наших занятиях мы об этом не говорим, но здесь все читают журналы или смотрят порно по видео.
– Вы обсуждаете вопрос сексуальности врага?
– Разумеется. Воздействие на сексуальность врага – цель нашего курса. Мы говорим о его сексуальной ориентации, потенции, способности к деторождению. Это базовая тактика. И так было всегда, на протяжении истории. Она действует в обоих направлениях: снижает самомнение врага и повышает наше.
Я молчал.
Нортон посмотрела мне в глаза.
– Вы хотите меня спросить, увидела ли я там, в лесу, результат наших занятий?
– Наверное, – проговорил я.
– Вам ведь на самом деле не требовалось мое мнение, верно? – спросила она. – Ваши вопросы были всего лишь преамбулой. Вы и сами все поняли.
– Я умный для копа, – откликнулся я.
– Ответ – «нет», – сказала Нортон. – Я не увидела там, в лесу, результата наших занятий. По крайней мере, в явном виде.
– Но вы не исключаете такую возможность?
– В мире все возможно.
– Вы встречались с генералом Крамером в Форт-Ирвине? – спросил я.
– Пару раз, – ответила она. – А что?
– А когда вы видели его в последний раз?
– Не помню.
– Но в последнее время не видели?
– Нет, в последнее время не видела, – сказала она. – Почему вы спрашиваете?
– А как вы с ним встречались?
– На профессиональном уровне, – ответила она.
– Вы преподаете свой курс тем, кто служит в бронетанковых войсках?
– Ирвин – это не только бронетанковые войска, – сказала она. – Не забывайте, что это еще и Национальный центр подготовки. К нам туда приезжали самые разные люди. Теперь мы ездим к ним.
Я молчал.
– Вас удивляет, что мы учили танкистов?
– Немного удивляет, – пожав плечами, признался я. – Если бы я разъезжал на танке, который весит семьдесят тонн, вряд ли я бы нуждался в психологическом подтверждении собственной значимости.
Она по-прежнему не улыбалась.
– Мы их учили. Насколько я помню, генералу Крамеру не понравилось, что пехота получает то, чего не дают его танкистам. Между ними существует жестокое соперничество.
– А кому вы преподаете сейчас?
– Подразделению «Дельта», – ответила она. – Исключительно.
– Спасибо за помощь, – сказал я.
– Сегодня я не увидела ничего, за что мы могли бы нести ответственность, – заявила Нортон.
– По крайней мере, в явном виде.
– Это относится к вопросам общей психологии, и не более того.
– Ладно, – не стал спорить я.
– И мне не нравится, что вы меня об этом спросили.
– Ладно, – повторил я. – Спокойной ночи, мэм.
Я встал со стула и направился к двери.
– А настоящая причина? – спросила она. – Если то, что мы увидели, фальшивка?
– Не знаю, – ответил я. – Я не настолько умный.
Я вошел в приемную перед своим кабинетом, и сержант, у которой есть маленький сын, налила мне кофе. Затем я отправился в кабинет и обнаружил, что меня ждет Саммер. Она пришла забрать свои записи, потому что дело Крамера было закрыто.
– Вы проверили других женщин, кроме Нортон? – спросил я.
Она кивнула.
– У всех имеется алиби. Новогодняя ночь – лучшее время для алиби. Никто не проводит ее в одиночестве.
– Я провел, – сказал я, но она никак не отреагировала на мои слова.
Я аккуратно собрал бумаги и сложил их в папку, от которой отстегнул записку со словами: «Надеюсь, с вашей мамой все в порядке». Записку я бросил в ящик стола, а папку протянул Саммер.
– Что сказала Нортон? – спросила она.
– Согласилась со мной, что это убийство, которое хотели представить как наказание гея. Я спросил ее, присутствуют ли там вещи, о которых они говорят на своих занятиях, но она не сказала ни «да», ни «нет». Только сообщила мне, что это относится к вопросам общей психологии, и не более того. Ей не понравилось, что я стал ее расспрашивать.
– И что теперь?
Я зевнул, потому что ужасно устал.
– Будем работать, как обычно работаем над нашими делами. Мы еще даже не знаем, как зовут жертву. Думаю, завтра это выяснится. Встречаемся на посту в семь, договорились?
– Договорились, – сказала она и направилась к двери с папкой в руках.
– Я звонил в Рок-Крик, – сказал я ей вслед. – Попросил писаря найти копию приказа, по которому меня перевели сюда из Панамы.
– И что?
– Он сказал, что приказ подписан Гарбером.
– Но?
– Это невозможно. В новогоднюю ночь Гарбер позвонил на пост, а когда я взял трубку, он удивился.
– Зачем же писарю врать?
– Не думаю, что он наврал. Скорее всего, подпись подделана.
– Такое возможно?
– Это единственное объяснение. Гарбер не мог забыть, что он перевел меня сюда за сорок восемь часов до своего звонка.
– И что все это значит?
– Не имею ни малейшего представления. Кто-то где-то играет в шахматы. По мнению моего брата, мне следует выяснить, кто настолько сильно хотел, чтобы я находился здесь, что вытащил меня из Панамы, а вместо меня поставил какого-то придурка. Вот я и попытался это узнать. А теперь я думаю, что нам следует задать такой же вопрос касательно Гарбера. Кому так сильно нужно было убрать его из Рок-Крика, что на его место посадили придурка и урода?
– Но ведь Корея – это настоящее продвижение по службе, разве не так?
– Вне всякого сомнения, Гарбер его заслужил, – сказал я. – Только все произошло слишком рано. Это пост для генерала. Обычно Министерство обороны ставит данный вопрос перед Сенатом, и это происходит осенью, а не в январе. Нет, здесь все было проделано срочно, в панике.
– Довольно бессмысленный шахматный ход, вам не кажется? – возразила Саммер. – Зачем переводить сюда вас и убирать Гарбера? Эти действия нейтрализуют друг друга.
– Возможно, мы имеем дело с двумя игроками. Как в перетягивании каната. Хороший парень и плохой парень. Счет один-один.
– Но плохой парень мог легко одержать победу. И отправить вас в отставку. Или в тюрьму. У него ведь имеется жалоба гражданского лица.
Я ничего не сказал.
– Не складывается, – продолжала Саммер. – Тот, кто играет за вас, согласился отпустить Гарбера, но оказался достаточно могущественным, чтобы удержать вас здесь даже при наличии жалобы. Он наделен огромной властью, и Уиллард понимает, что не может предпринять против вас никаких действий, хотя ему бы этого очень хотелось. Знаете, что получается?