Его голос ровный, взгляд прямой и без желания придушить меня на месте, так что, может быть, Захар спокойно перенёс свежеиспечённую новость.

— Положено, но необязательно. Тем более, на мой взгляд, отцу малыша и так хватает проблем.

Мужчина в секунду меняется в лице.

— Вот как! — зло восклицает Яровой. — А теперь скажи мне, пожалуйста, какая высшая сила или просто отсутствие извилины дали тебе право решать за меня? А, Земляниника?! Твою мать, кто ты такая, чтобы решать за меня?! Кто ты, чтобы лишить ребёнка отца, а отца ребёнка?

Плохо. Ой, как плохо! Бежать! Успокоится, а потом поговорим.

Подлетаю на ноги, забывая, что босиком, но это, по сравнению с гневом Панталоновича, пустяки. И тут же рвусь к свободе дверного проема.

— Да чтоб тебя, — летит мне вслед, а точнее, совсем рядом со мной.

Взмываю вверх по инерции, перебирая ногами в воздухе, что, наверное, со стороны выглядит очень смешно, если бы не было так страшно и стыдно.

— Почему надо обязательно бежать, Вероника? — Яровой орёт прямо мне в ухо, пока чуть ли не под мышкой тащит обратно на диван. — Поговорить не пробовала?!

— С кем? — срываюсь и тоже начинаю орать. — Это с тобой что ли? Ты на себя давно в зеркало смотрел?! А?! Да я боюсь тебя! Боюсь, что прибьешь меня или просто заберёшь малыша, как забрал Лику у её матери.

Мужские пальцы разжались так же резко, как и сомкнулись на талии пару секунд назад. Бухаюсь попой на диван с высоты его роста, что распущенные волосы закрывают лицо.

В комнате звенит от напряжённой тишины, а бешеный стук собственного сердца оглушает. Торопливо смахиваю волосы с лица, чувствую, как рядом со мной прогнулся диван.

Захар сидит, откинувшись на спинку, закрыв верхнюю половину рукой, согнутой в локте. Но, чтобы понять его состояние, мне хватило сжатой челюсти и напряжённых губ. Теперь палку перегнула я. Ведь мои слова только отчасти правда.

Гнев ушёл, оставляя после себя руины и осколки.

— Захар, это не совсем то, что я хотела сказать, — пытаюсь поправить ситуацию, плохо веря в положительный исход.

Панталонович упрям как мул.

— Не надо меня жалеть, Земляникина. Я всё понял.

Голос совсем холодный и бесцветный, что завыть хочется. Дура я!

— Зар, прекрати. Ты сам просил, чтобы я с тобой поговорила.

— Ну, ты и поговорила.

Продвигаюсь по дивану, пока моё бедро не касается его.

— Ты меня разозлил, я вспылила и нарочно сказала совсем не то.

— То есть это сплошное враньё!?

О боже!

— Нет. Это первоначальная причина того, почему я промолчала насчёт беременности, а потом и насчёт отцовства. Тем более ты тогда у меня не спросил, а сам решил, что ребёнок от Райданова, именно поэтому тот меня бросил. Я не стала опровергать, ещё не зная, как поступить дальше. В остальное время я порывалась несколько раз признаться, но история с мамой Лики меня действительно тормозила. Чтобы ты ни думал, я люблю своего малыша и не хочу, чтобы его у меня забрали. Даже его отец.

Яровой молчит, а меня начинает потряхивать. Этот стресс и температура, скорее всего, именно из-за него. Я последнюю неделю плохо сплю, мало ем и постоянно дёргаюсь, а сегодня нервотрёпка с самого утра.

В висках начинает давить, в горле тошнотворный комок, спорить дальше сил просто нет. Откидываюсь на спинку дивана, прижимаясь горячим лбом к плечу и руке мужчины. Он прохладнее меня на порядок, что волшебно приятно в данную минуту.

— У тебя снова жар, — мгновенно отзывается он.

— Немного. Это от нервов. Не только я тебе мозги запутала, ты в моих тоже славно покопался.

Мне хорошо, что не хочется шевелиться, поэтому, когда Панталонович начинает движение на подъём, возвращаю на место, хватаясь обеими ладошками за бицепс и трицепс.

— Не уходи. Давай так… — вдыхаю его запах и молю меня послушать.

— Тебе надо измерить температуру, выпить лекарство и лечь в постель, — заученно бубнит Захар, на что я машу рукой.

— Всё потом, а сейчас давай просто вот так посидим. Не будь врединой, Панталонович.

Он ещё раз порывается встать, но мои ногти, впившиеся в голую кожу его руки, снова вернули мужчину на место. Прикрыла тяжёлые веки, расслабляясь всем телом.

— И я тебя не боюсь, но убить готова, когда начинаешь орать и строить морду лопатой.

Он хмыкает. Вместо ответа разворачивается ко мне, устраивая мою полыхающую головушку к себе на грудь. Широкие ладони аккуратно оглаживают мои плечи, скользят по рукам, вызывая моментальный отклик в, казалось, совсем больном теле. Подаюсь вперёд, ещё сильнее вжимаясь в мужское тело. Его руки переходят на спину, чуткие пальцы слегка разминают напряжённые мышцы шеи, плеч и бегут вниз вдоль позвоночника.

Дыхание срывается, мурашки по коже и между ног горячо и влажно, что я официально снова в пожаре собственных желаний.

Обнимаю мужскую талию, пытаясь успокоить всплеск гормонов, но пальцы, мне неведомые, уже скользят под край футболки. Горячая кожа пресса обжигает подушечки, а сжатый выдох в мою макушку добавляет азарта. Захар снова на взводе, но теперь уже по другому поводу, и это мне нравится.

Трусь щекой об его грудь, упираюсь носом, не скрывая, как жадно вдыхаю его запах. Меня кроет так, что я уже забываю про головную боль, а жар в теле теперь имеет совсем другую причину.

— Боже, Ванилька, прекрати, — хрипит в мои волосы на макушке, но сам жадно сжимает моё бедро. — Иначе мне придется стать тем самым сексуальным пожарным для твоего изнывающего тела.

В его угрозе звучит что-то знакомое, может, из какого-то фильма, а потом… чёрт!

— Ой, только не говори, что я сегодня этот бред вслух несла? — стону и желаю спрятаться от стыда под его футболкой.

— Ты мне его прямо в ухо шептала. Если бы не твоя подруга на заднем фоне, то, боюсь, вместо иголки в попу я бы тебе кое-что другое вогнал.

От этих мини-пошлостей низ живота прожигает острым желанием, что я забываю спросить про его интерес к Машке.

— Яровой, я ненавижу больницы и тем более уколы, так что ты мне теперь должен моральную компенсацию.

— То есть другими словами я верхом на твоём голом теле с ананасом внутри тебя? — уточняет паршивец, демонстрируя отличную память на мои бредни в пору лихорадки.

Никакого такта и воспитания.

— Да. Думаешь, справишься? — и так от души прикусываю его грудь через футболку.

Он дёргается как от удара током, но снова пытается продолжить разговор.

— А как же расставить все точки в нашем вопросе?

— После того, как ты поставишь