их рассердить, то они уходят, обрекая семью на всякие беды.

— Оставайся здесь, Энцо, — прошептала я.

Но он уже принял решение, это было видно.

— Пожалуйста, дайте мне побыть одному, — попросил он.

У него был такой вид, что мы не решились возражать. Выйдя за дверь, мы услышали, как в замке повернулся ключ.

Остаток вечера Энцо провел у себя в комнате. Не открыл он даже тогда, когда в дверь стучала Пенелопа, а потом и Алекс с Паскалем и Джеффом, и тетя Лизбет, которая принесла с дня рождения кусочек торта и никак не могла понять, насколько все серьезно.

— Тебе нельзя уезжать, Энцо! — кричала она в замочную скважину. — Завтра же праздник! Будут карусели, блошиный рынок и сосиски. Ты обещал со мной пойти!

Энцо не отвечал.

Мы с Фло были самыми настойчивыми. Уселись на полу перед его комнатой и барабанили в дверь, пока не услышали:

— Оставьте меня в покое!

— Так ему еще тяжелее, — положила руку мне на плечо Пенелопа. Голос у нее был хриплый, и я поняла, что она расстроена так же, как мы. — Попробую завтра еще раз поговорить с Гудрун. Может, нам повезет, и за ночь она передумает. А сейчас пора спать. Только что звонил папай и сказал, что уже возвращается. Джефф с Алексом тебя проводят, а завтра приходи к завтраку.

Но перед тем как уйти, я еще раз зашла в гостиную, где на диване сидела Гудрун и красила ногти на ногах красным лаком Пенелопы.

— Ты права, — я постаралась вложить в свои слова все презрение, которое испытывала к этой женщине. — Твой сын — подарок, и он принес нам счастье. Но ты не любящая мать. Ты жестокая. Ты отнимаешь у Энцо домашний очаг и людей, которые о нем заботятся. И если такова воля твоего гуру, то этот индийский Шрим-Шрим — никакой не святой, а бессердечный негодяй. И ты вместе с ним.

У Гудрун челюсть отвисла. На какой-то миг она даже дышать забыла. Так ей и надо!

Сол уехал домой, Джефф с Алексом тоже ушли — мне хотелось побыть с папаем.

Когда я вернулась, он был уже дома.

В свою комнату я не пошла — к окну не хотелось подходить. Даже не переоделась в пижаму. Заползла под одеяло к папаю и спросила: как может мать, бросившая своего сына, иметь право его воспитывать?

Ответа у папая не было, но он крепко обнял меня и позволил выплакаться. Плакала я долго-долго, пока не выбилась из сил и не заснула.

24. Пустая комната и ни минуты на вопросы

Иногда я просыпаюсь с тревожным чувством. Именно так и случилось в воскресенье утром. Когда я с опухшими от слез глазами проковыляла в свою комнату, на улице вовсю светило солнце.

Воскресенье, двадцать первое августа.

А теперь я спрошу вас.

Думала ли я тогда о том, что сегодня в тринадцать сорок пять в четвертой кабинке колеса обозрения в гамбургском луна-парке состоится передача наркотиков?

Или ломала голову над вопросом, не об этом ли говорил вчера по телефону Крысолов со своим сообщником — белобрысым Тимо?

Или, может, я беспокоилась о тете Лизбет, которая как раз в этот миг бродила по садику Фло?

Или заметила Крысолова, который в подштанниках и футболке сидел за компьютером с чашкой кофе?

Или собиралась просмотреть вчерашнюю запись на камере?

Ответ на каждый из этих вопросов: нет.

Все страхи, которые донимали меня в последнее время, отступили перед отчаянием из-за Энцо.

У подъезда Фло я столкнулась с Алексом, Джеффом и Паскалем. По ним было видно, что они тоже не выспались. Когда мы позвонили в дверь, Пенелопа и Фло уже сидели в кухне за столом. Фло не поднимала взгляда от столешницы, Пенелопа пила кофе.

— Мы сейчас пойдем на праздник? — поинтересовался Паскаль.

— Наверное, попозже, — ответила Пенелопа и устало улыбнулась. Под глазами у нее лежали глубокие тени.

— Привет, моя красавица, — сказал Джефф. Он остановился за спиной Пенелопы, и та, вздохнув, прислонилась к нему головой.

— Энцо уже проснулся? — спросила я.

Фло покачала головой, не отрывая взгляда от стола.

— Еще не выходил, — добавила она.

— А эта негодяйка?

— Спит в гостиной, — Пенелопа посмотрела на часы. — Почти восемь, пора будить Энцо.

— Вот и отлично, — кивнула я. — Пусть Гудрун спит, а мы возьмем Энцо и поедем на остров Зильт.

— На Зильт? — нахмурилась мама моей подруги. — Что он там забыл?

— Своего отца, — уверенно проговорила я и удивилась, как эта мысль не пришла мне в голову вчера. — Август фон Шанц живет на Зильте. Сейчас он в отъезде, но Алекс узнал номер телефона его офиса. Там мы просто возьмем и расскажем, как обстоят дела. Кто знает, может, он захочет принять Энцо, и все наладится.

От волнения у меня безумно зачесалась голова. Но Пенелопа только озадаченно переглянулась с Джеффом и покачала головой.

— Август фон Шанц не знает, что у него есть сын, — сказала она. — Все не так просто, как тебе кажется, Лола.

— Оставить все, как есть, тоже нельзя, — упрямилась я. — Пойдем, Фло, поговорим с Энцо.

С этими словами я проковыляла к комнате Энцо и постучала в дверь. Ответа не последовало. Я дернула ручку — дверь легко открылась, она была не заперта. Комната оказалась пустой.

Ни чемодана.

Ни Энцо.

Фло бросилась в кухню, потом я услышала голос Гудрун, и через пять минут квартира напоминала растревоженный курятник.

Гудрун моментально забыла все дыхательные техники, которым научил ее за сумасшедшие деньги ее обожаемый гуру. Она металась по квартире в ночной сорочке Пенелопы, которая была на пару размеров меньше, чем следовало, ерошила свои белокурые локоны и вопила.

— Немедленно скажи, где мой сын, иначе я вызову полицию! — визжала она.

Алекс посмотрел на Фло, Фло посмотрела на меня, а я… Я посмотрела на Энцо. Я ясно видела его своим внутренним взором.

В «Жемчужине юга», с зеленой папкой в руке. Почему, взглянув на нее, Энцо вздрогнул, будто его оса ужалила?

Я сделала знак Фло и Алексу следовать за мной. Взрослые сейчас не обращали на нас никакого внимания. Пенелопа изо всех сил старалась унять Гудрун.

— Обувайтесь, — велела я друзьям, когда мы оказались в комнате Фло. — Нам надо выбраться на улицу.

— Что? — растерялась Фло. — Куда ты собралась?

— К Августу фон Шанцу, — ответила я.

— Опять Зильт? — насупилась Фло. — С ума сошла? Его там нет, и ты это прекрасно знаешь.

— Правильно, — кивнула я. — А ты помнишь, где твоя мама и Гудрун с ним познакомились?