Если рассматривать наиболее значимые события последних 2–3 лет, то одним из самых показательных примеров роли средств массовой информации в поддержании имиджа королевского дома, была относительно недавняя свадьба принца Уильяма и Кейт Миддлтон. Тогда накануне главного события 2011 года в Соединённом Королевстве наступила настоящая «свадебная лихорадка». Впрочем, такой невероятный интерес к свадьбе принца Уильяма и Кейт Миддлтон был вполне ожидаем. В эпоху, когда монаршие особы становятся в один ряд со звёздами Голливуда на обложках жёлтой прессы, королевская свадьба – событие мирового значения. В России прямую трансляцию свадьбы на Вестях. Ru посмотрели более 150 тысяч человек[264]. Примерно столько же наблюдали за свадебной церемонией в разделе «Прямой эфир». Телеканал «Россия-24» транслировал ключевые моменты бракосочетания – статистика просмотров примерно та же[265]. Прямая трансляция, а также видео, фотографии и тексты, связанные с бракосочетанием принца Уильяма и Кейт Миддлтон, были самыми популярными страницами на портале Вести. Ru весной 2011 года. Всего же за свадебной церемонией наблюдали более 2 миллиардов зрителей по всему миру.

Это именно та популярность, которой так не хватало британской королевской семье за последние 10 лет, после череды разводов, противостояния «народной принцессы» с королевой, скандалов с взятками, в которые оказалась замешана семья младшего сына королевы. Так, 73 % британцев, опрошенных в преддверии свадьбы на сайте британского правительства, считали, что она позитивно повлияет на имидж Британии в мире, а 70 % – что свадьба Уильяма укрепит позиции британской монархии в целом. Принц Уильям, которого британская публика считает едва ли не самым популярным членом династии Виндзоров, по мнению 76 % опрошенных, будет хорошим королём, а 63 % уверены, что Кэтрин составит ему хорошую партию в роли королевы[266].

2012 год был ознаменован сразу несколькими значимыми событиями: бриллиантовый юбилей правления королевы Елизаветы II и проведение XXX Олимпийских игр в Лондоне, за которыми неотрывно наблюдал весь мир. Британия полгода праздновала юбилей любимого монарха, люди посылали открытки, письма, подарки, цветы, электронные поздравления, британцы ликовали и праздновали вместе с Елизаветой II. Начало летних Олимпийских игр открывал не кто иной, как королева Великобритании Елизавета II. Не это ли главный показатель отношения людей к институту монархии? А СМИ, в данном случае, играют одну из наиболее важных ролей в её популяризации.

Наиболее серьёзные периодические издания обязаны отчитываться перед королевской канцелярией о том, какие статьи о королеве и членах королевской семьи собираются опубликовать. Это означает, что издатели отправляют полный текст будущих статей, все прилагающиеся фотографии, заголовки и даже номер страницы, на которой будет размещаться статья[267]. Таким образом, создаётся взаимозависимая связь: королевская администрация следит за тем, чтобы имидж института монархии поддерживался масс-медиа на высоком уровне; СМИ наблюдают за каждым шагом представителей королевской семьи; правительство – за тем, чтобы всё это осуществлялось в рамках конституции; а королева держит масс-медиа на расстоянии «вытянутой руки», стараясь не допустить их ближе положенного. Если что-то из этой цепочки будет нарушено, за всё отвечать, в любом случае, придётся никому иному, как Елизавете II.

После Первой мировой войны монархическая форма правления постепенно теряла господствующие позиции в Европе. Во времена Георга V (годы правления 1910–1936) в Великобритании, как отмечает историк Николсон, «мир стал свидетелем исчезновения пяти императоров, восьми королей и восемнадцати династий»[268]. Установление республиканской формы правления было связано не столько с распространением республиканской доктрины, сколько с военным поражением великих империй: Австро-Венгрии, Германии и России; а также с революционными потрясениями того периода[269]. Например, Италия и Греция в послевоенное время стали республиками мирным (конституционным) путём. Но в целом, в тех странах, где республиканская форма правления возобладала над монархической, это было результатом осознанного и тщательно продуманного решения, а не результатом разочарования в монархии, или сопротивления каким-либо конституционным изменениям. Как считает Вернон Богданор, республиканизм выбирался не потому что это идеальная форма правления, а из-за того, что это был единственный способ сохранить государство из тех «обломков», которые остались после краха монархий[270]. Это было, так сказать, faute de mieux[271], наименьшее зло, а не предпочтительная альтернатива. Более того, потрясения, которые предполагали создание республики, редко приводили к прогрессу и стабильности. После свержения французской монархии в 1879 году, Франция с её последующими шестнадцатью конституциями столкнулась с трудностями, которые смогла превозмочь только через 200 лет, прежде чем достигла более-менее стабильной формы конституционного правления. В Германии, после отречения кайзера и образования Веймарской республики, проявившей себя впоследствии несостоятельной, была разрушена пусть символичная, но очень важная основа государства и общества, которая, возможно, могла бы предотвратить приход к власти Гитлера и установление нацистской диктатуры. После распада Австро-Венгрии ни одна из её частей не смогла достичь стабильности или создания демократических институтов в период между войнами. По этому поводу Уинстон Черчилль сказал: «Императоры свергались, а на их место избирались ничтожества»[272].

Смена монархического строя на республиканский требовала замены не одного человека на другого, как представителя нации, а всего политического строя. Как показывает история, подобные кардинальные перемены не всегда несли с собой определённость и стабильность.