— Вы знаете, что сестра Марта уезжает в начале месяца? Она едет к младшему брату в Авиньон в департаменте Воклюз. Сейчас он в ней будет нуждаться.

— Вот именно, — сказала сестра Клотильда с улыбкой. — Я хотела попросить вас о том же.

— Вы тоже хотите уехать? Не можете дождаться каникул?

— Ну хорошо, я останусь до каникул, ведь отъезд сестры Марты означает, что на одного преподавателя станет меньше, но я бы тоже хотела увидеть родителей, побыть с мамой — видите ли, теперь уже не знаешь, что может случиться.

— Понимаю, — сказала настоятельница. — Сегодняшний день был для вас потрясением.

Она подняла глаза и посмотрела на листья платанов, растущих во дворе.

— Лето в этом году раннее, — сказала она. — Я не думаю, что возникнут трудности из-за отъезда сестры Марты. Большинство учениц уедет из города с родителями. Люди напуганы бомбежкой, они надеются на высадку союзников на юге. А вы в это верите?

Сестра Клотильда молчала. Глядя себе под ноги, она медленно шла рядом с настоятельницей.

— Думаю, это возможно, — сказала настоятельница. — Я говорю о вашем отъезде, разумеется. Вы поедете в Виларгье, как и в прошлые годы, ведь так? Родители будут с вами?

— Да, — сказала сестра Клотильда. — Спасибо, матушка, спасибо. Могу я уехать одновременно с сестрой Мартой?

— Не будьте такой нетерпеливой, — сказала настоятельница. — Вы сможете уехать в начале месяца. В любом случае, я очень боюсь, что в этом году мы не закончим учебную программу.

Ее уже волновали другие мысли. Она шла по двору, смотрела на платаны и кивала в такт своим фразам. Сестра Клотильда больше ее не слушала.

Оставаться с ним и днем, и ночью. Как все теперь кажется просто. Ей даже не придется уговаривать его родителей. Она придумает что-то наподобие летнего лагеря, даст им понять, что их сын будет там с другими детьми. До тех пор, пока они не окажутся вдвоем в Виларгье, настоятельница не узнает, что сестра Клотильда увезла с собой Дени. А позже она найдет этому объяснение. Но в любом случае, позже, зачем сейчас беспокоиться об этом? «Сейчас я с ним, я с ним не расстанусь, я буду в его объятиях, я люблю его. Возможно ли еще такое счастье на земле?»

Она вернулась к действительности, стараясь вникнуть в то, о чем говорит настоятельница.

— …в конце этого года не будет экзамена. В следующем учебном году будем отбирать учениц на основе текущих отметок…

Но она уже не слушала, видела свое лицо десять лет назад, себя, настоящую себя, в этой жизни, и Дени в этой жизни, чувствовала радость от того, что можно жить на этом свете, идти по двору, ждать, когда на тебя снова обрушится счастье, испытать счастье, увидев свое собственное лицо, каким оно было десять лет назад, пять лет назад, и снова идти, по этой земле, в обнимку с этим счастьем.

— Вот увидите, — сказала настоятельница, — это продлится недолго, все придет в норму, как было в прошлом…

В прошлом? В каком прошлом? Она сохраняла спокойное выражение лица, внутренне недоумевая при мысли об этом прошлом, которого не было и никогда не будет, потому что она сейчас здесь, с ним, и это короткое мгновение и есть настоящая жизнь — это и есть настоящее счастье, и оно будет длиться, пока не иссякнет то, что не имеет ни начала, ни конца.

Там был дом. Длинный, приземистый, с зелеными ставнями. Он стоял у подножия холма, откуда была видна долина, разноцветные поля и луга. Справа, возле соснового леса, раскинулась деревня — серая, с разбросанными домами. Вокруг стояли постройки с амбарами для зерна. Так выглядел Виларгье.

— Замечательно, — сказал Дени.

Он поставил чемоданы возле двери и вернулся назад. Помог донести другие чемоданы, которые поставил на кухне. Открыли ставни, двери. На стене в рамке Дени увидел пожелтевшую детскую фотографию своей подруги: нежное и печальное лицо, форма ученицы монастырской школы.

— Действительно, замечательно, — повторил Дени.

Она молчала. Смеялась своим прозрачным смехом — так же, как в тот день, очень давно, когда они впервые шли вместе из больницы.

Она надела серый передник, старый свитер в красную клетку, который, как она сказала, носили по очереди все кузины Бриас.

Они разложили вещи, и на это ушла оставшаяся часть дня. Поездка, несмотря на две пересадки, не была утомительной. К вечеру, когда все было убрано, она пожарила картошку и приготовила яичницу с салом. Они обедали, сидя рядом за кухонным столом, — Дени сказал «к черту» и стал брать картошку пальцами.

На первом этаже было две комнаты и что-то вроде кладовки, куда Дени отнес пустые чемоданы. Во второй комнате с большим окном стояла низкая кровать, кресла, покрытые белыми чехлами. Дени сказал, что эта комната ему нравится.

— Пусть она станет нашей, — сказал Дени.

Чувствуя себя счастливым, он уселся у окна смотреть на долину. Долину прогрело солнце, и она сверкала. К вечеру стадо возвращалось с поля, и слышно было, как на дороге звенят бубенчики. Солнце медленно опускалось на холмы, туда, где бежала река, и становилось красным, растворяясь в тумане.

— Нам здесь понравится, — сказал Дени. — Останемся тут навсегда.

На нем были брюки из светлого полотна и голубая рубашка, расстегнутая на груди. Она обняла его, подойдя сзади, заставила повернуться, чтобы поцеловать.

— Ночью мы сможем спать вместе, — сказал он. — Я никогда еще ни с кем не спал вместе. Это будет замечательно.

— Пойдем наверх, — сказала она, — быстрее.

Она взяла его за руку, повернула ключ в замке входной двери и увлекла к лестнице.

— Иди вперед, — сказал он.

На втором этаже находилось много комнат. Лестница была деревянной, как и пол. В каждой комнате стояло по кровати, а в двух комнатах были установлены двойные рамы. Они выбрали комнату с видом на деревню, потому что там кровать была лучше, да и сама комната больше. Они сложили свое белье в один шкаф и почувствовали, что теперь они действительно вместе.

Электричество не работало. Несколько дней назад сорвали провода, нуждавшиеся в ремонте. Стало совершенно темно, свечи отбрасывали фантастические тени. Заблудившийся кузнечик на стене казался величиной с доисторическое животное. Дени выпустил его через открытое окно, а сам рухнул навзничь на кровать.

Она подошла к нему. Сняла передник, свитер, осталась в белой рубашке. Положила руку ему на затылок и посмотрела озабоченно.

— Что такое? — спросил он.

— Нам нужно быть осторожными, чтобы не вызвать пересудов.

— При чем здесь это?

— Помолчи, дорогой. Существуют мои родители. Здесь все нас знают. Я не имею права навлечь на них такое бесчестье.

— Это не бесчестье! — запротестовал Дени.