Аня кивает головой, уходит. Беру в руку микрофон и вещаю в салон:

– Дамы и господа, говорит командир корабля. Наконец-то и у меня появилось время сказать вам пару слов, а то до этого был несколько занят пилотированием…

Обнадеживаю пассажиров тем, что мы будем делать всё возможное, и это действительно так – ведь никто не заинтересован в задержке. Рассыпаюсь в извинениях и прошу проявить терпение. Благодарю за внимание, кладу микрофон на место.

Серёга обращает мое внимание на то, что на топливомере правого бака загорелась желтая надпись «LOW», означающая, что топлива уже не то чтобы совсем немного, но скоро оно закончится. Вскоре загорается аналогичная надпись и на индикаторе левого бака.

В появлении этих сообщений нет ничего удивительного, так в нашей ситуации и должно быть. Прогноз по топливу говорит, что к моменту приземления в Нижнем Новгороде у нас будет около 1200 кг, это чуть более, чем на полчаса полёта, но всё равно наличие предупредительных жёлтых надписей щекочет нервы.

Пытаемся согласовать полёт прямо на аэродром Нижнего Новгорода, но диспетчер Москвы не идёт навстречу: мол, пересечёте запретную зону. Всё, чем помог – немного подрезал наш путь, спрямив на Сосновское. Конечно, если бы была другая ситуация с топливом, пришлось бы наплевать на все запретные зоны и лететь сквозь них, поимев в итоге огромные проблемы с инспекцией и прокуратурой в случае успешной посадки, но мы, слава богу, такую ситуацию себе не создали. Ушли буквально из-под носа у коварной Фемиды. С правильным запасом топлива – никто не подкопается!

А погода после Черустей – на загляденье! Ни облачка! Атмосфера – парное молоко в холодильнике, самолёт летит как влитой! Совсем не то, что творилось вокруг нашего BNG пятнадцать минут назад.

Готовимся к заходу. Напряжение уже отступило, работаем спокойно, главное не дать спокойствию сбить себя с толку и упустить важные моменты в подготовке самолёта к посадке.

Диспетчер Нижнего Новгорода оказался более уступчив, и перед Сосновским отправил нас прямо к третьему развороту для захода на полосу 18, как мы и хотели. Теперь у нас вообще всё замечательно: погода отличная, самолёт снижается и приближается к цели, топливо есть, ситуация под полным контролем.

Без приключений долетаем до Стригино, возвращаем уставший самолёт на остывающую после жаркого дня полосу. Позволяю лайнеру докатиться до конца ВПП, где мягко притормаживаю и съезжаю по рулёжке налево в сторону перрона. Сергей щелкает тумблером, запуская ВСУ, я внутренне съеживаюсь, ожидая продолжение аналогии с памятным рейсом. Но нет, ВСУ успешно запустилась.

Заруливаем на стоянку, выключаем двигатели…

Снова беру микрофон в руки и делаю объявление в салон. Часть работы закончена, можно позволить усталости на несколько минут растечься по телу… Остаток топлива после заруливания 1160 килограммов. Так сказать, личный рекорд!

А далее нас ждёт напряжённая работа. Звонки в авиакомпанию, вызов представителя на борт, переговоры с аэропортом… Приглашаем посетить наш лайнер пограничников и таможенников – рейс ведь международный. И снова порадовался тому, что со мной в экипаже Серёга – я нагрузил его заботой о заправке и прочей бюрократии, а на себя взял работу с границей и таможней.

Аэропорт – спасибо! – отработал настолько оперативно, насколько это было возможно. После всех необходимых согласований к нам прибыл пожарный расчёт, подъехали два трапа, что позволило начать заправку с пассажирами на борту. Параллельно с нами таким же образом слева заправляют «эрбасик» уральцев, раньше нас совершивший посадку – тоже ушел на запасной.

Пассажиры вели себя молодцом, за исключением пары мужиков, которые нудели хуже избалованных девиц! Один был явно нетрезвым и всё пытался объяснить мне, командиру корабля, что «гроз в Москве на самом деле не было». Забавно, что он тут же добавлял: «Если мы сейчас полетим, то снова будут грозы. Зачем лететь, командир?»

Второй «мужик» возмущался, потрясая смартфоном: дескать, он только что в Интернете вычитал, что заправку с пассажирами на борту надо производить иначе. Я предложил ему написать в авиакомпанию свои соображения, почерпнутые из Интернета.

Некоторые интересовались возможностью «сойти» в Нижнем – они летели далее в Казань, и их вполне устраивал вариант добраться на такси. Я переадресовал их вопрос стражам границы, но те ответили отрицательно – по отдельности растаможить пассажиров и багаж нельзя, только целиком весь рейс.

Суть да дело, но примерно через час мы были готовы вылетать обратно, и это, поверьте, великолепный результат! Помогло то, что мы прилетели одними из первых, поэтому нас и успели обработать так оперативно. По просьбе ЦУП авиакомпании мы заправились с бо́льшим запасом, чтобы не искушать судьбу – погода в Москве не особо улучшилась.

А пока вокруг нас шла суета, один за другим присоседились ещё несколько бортов, в том числе и зелёный собрат, следовавший в Москву из Новосибирска.

Вылетать-то мы готовы, но окончательного разрешения нет. Подошёл к пограничникам:

– Ребят, если у вашей службы нет к нам вопросов, мы можем вылетать?

Пограничник взглянул на меня удивлённо:

– Так аэродром ведь закрылся!

Что значит «закрылся»???

Влетаю в кабину, вызываю по радио «Нижний-Транзит»… И в самом деле аэропорт закрыт – на полосе нашли вспучившуюся бетонную плиту, будут производить ремонт.

– Поня-а-атно… А до какого времени закрыт, не подскажете?

– Предварительно на два часа

Упс. Приплыли!

Опять аналогия с памятным полётом, только тогда подвел самолёт, а теперь – довольно редкий случай! – вспучилась бетонная плита на полосе. Повезло так повезло!

«А ведь кому-то могло и „повезти“ по-крупному – прилететь сюда на запасной на остатках керосина и узнать, что аэродром закрыт», – приходит мне в голову. Да, оказаться в небе в такой ситуации было бы очень невесело! Хороший шанс получить медаль… ну, если президент успеет опередить прокуратуру.

Смех и грех! Я лишь несколько минут назад радостно объявил пассажирам о том, что мы вылетим в ближайшее время. Как же я поторопился! Теперь надо снова брать микрофон и пытаться найти слова, чтобы объяснить сложившуюся ситуацию.

Слова я нашёл:

– Уважаемые пассажиры! Вы, конечно же, будете смеяться, но…

Ситуация сложна тем, что она трудно прогнозируемая. Аэропорт дал задержку на два часа, но мы-то не первый день в авиации… Летали, знаем! Плиту недостаточно уложить обратно, её надо залить раствором, дать время высохнуть… А сначала надо всё организовать: технику, людей. Процесс долгий, никто в аэропорту сейчас не возьмёт на себя ответственность спрогнозировать точное время окончания ремонта.

На первый план выходит фактор рабочего времени, за которым маячит проблема наличия пассажиров на борту, многие из которых уже хотят кушать, курить, да и попросту истомились в тесноте за часы полёта и ожидания. Дети измучились, а родители ещё больше…

Сидеть в самолёте нет резона. Прошу Сергея связаться с авиакомпанией, «провентилировать» вопрос с размещением в гостинице, пограничников прошу связаться с начальством – узнать, как скоро они смогут выполнить формальности, если мы примем решение всех высаживать, а сам выхожу в салон, чтобы лично ответить на вопросы и предупредить разброд и шатания. Наталкиваюсь на пассажира, что был не в себе, он уже немного протрезвел, но всё равно излил на меня все претензии, которые смог найти за это время:

– Что за фашизм? Мы прилетели в свою страну, а вы тут нас держите, не выпускаете!

И так далее, и тому подобное. Остальные пассажиры держались значительно достойнее.

Как обычно, мнения разделились: кто-то захотел уйти с самолёта, кто-то остаться… Кто-то крикнул о необходимости голосования, пришлось повысить голос и ещё раз спокойно, но твердо сказать, что решение будет принято одинаковое для всех – иных правил в данном случае нет.

Если «земля» нас примет, надо будет пройти процесс «растаможки» и пограничного контроля: и людей, включая экипаж, и всего багажа. Для этого надо будет всех отправить на «границу», чтобы формализовать своё возвращение на родину. Багаж с самолёта будет выгружен, пассажиры получат его в аэровокзале.

Надо принимать окончательное решение. Вариантов два: можно сидеть в самолёте следующие пару часов и надеяться, что полосу починят (ну-ну!), либо, основываясь на здравом сомнении в том, что это случится в разумные сроки,