– Турман, ты? – настороженно спросил кто-то.

– Я, – отозвался Ленька.

– А с тобой кто?

– Кореш один. Из Киева, – небрежно бросил Юрин покровитель.

Юра присмотрелся. Посередине на возвышении из нескольких кирпичей чадила самодельная коптилка. Пещера была выстлана бумажными рекламами, сорванными с афишных тумб. Валялись кучи какого-то тряпья.

Одна куча шевельнулась, и из нее высунул голову грязный белобрысый беспризорник. Он похлопал большими сонными глазами и удивленно сказал:

– Смотри, человек пришел!.. Уже утро? Да?

– Ночь, Кляча! Спи!

Потом Ленька тронул кого-то за плечо.

– Ну, чего? – отозвался плаксивый голос.

– Колеса твои где?

Беспризорник достал из-под лохмотьев, заменявших ему подушку, старые ботинки, протянул Леньке.

– А ну, примерь! – С великодушным видом Ленька передал ботинки Юре.

Тот надел их.

– Годятся?

– Да.

– Ну и носи… пока.

Но Юра запротестовал:

– Нет-нет! Это ведь его ботинки!

– Носи, тебе говорят! Он все равно на улицу не ходит… Хворый он, может, даже помрет… Правильно я говорю, Сова?

– Хворый, – тихо подтвердил беспризорник. – Видать, помру. Носи…

Откуда-то из норы в сене Ленька вытянул завернутую в тряпку краюху хлеба, разломил, один кусок протянул Юре:

– Ешь! Ешь – рот будет свеж! А потом спать будем… Ты вот здесь ляжешь. – Он по-хозяйски показал Юре его место и затем задул коптилку.

Некоторое время они молчали. Потом Юра тихо сказал:

– Леня!.. Слышите, Леня? А ведь я вам все наврал. Никакой тетки у меня в Севастополе нет.

– Твое дело. Хочешь – врешь, хочешь – правду говоришь, – философски отозвался в темноте Ленька, не спеша жуя хлеб.

– У меня тут человек один… Он для меня все равно как родной… – доверительно продолжал Юра.

– Ну и чего ж ты к нему не пошел? – спросил Ленька, не переставая жевать.

– Так он в крепости.

– Служит, что ли?

– Нет.

– Арестованный?

Юра промолчал.

– Паршиво, – задумчиво сказал Ленька. – Из крепости за здорово живешь не сбежишь! Там стены по восемь аршин толщины… А он что же – за красных, тот человек?

– За красных, – с неожиданной гордостью за Кольцова и одновременно за себя ответил Юра.

– Я тоже за красных, – сообщил Ленька. Задумчиво продолжал: – Если выручить его хочешь, подкоп надо делать… Или напильник передать. Он решетки перепилит – и тю-тю.

– Хорошо бы, – грустно сказал Юра. – А только где он там? Крепость во-он какая, как найти?

– Давай спать, – сказал Ленька. – Выспимся, а потом еще подумаем, на то и голова дана. Утром не придумаем, так через день. Нам бы деньжатами разжиться… С деньгой, брат, любое дельце обтяпать можно!

И снова наступила тишина.

– Лень, а Лень! Рубль у меня уже есть.

– Рубль… Ха! Тут, может, миллион нужен. И уж никак не меньше тысячи!

Долго они, лежа в темноте, перебирали разные варианты, как в короткий срок и наверняка достать много денег. Ленька сказал, что самый лучший способ – украсть.

– Украсть? – Юра замер. Ему чуждо было само это слово, чужда была даже мысль о воровстве.

– Ну, не украсть, – поправился Ленька. – Называй по-другому… экс… при… при… Есть такое слово, только я его забыл. Это когда не крадут, а отбирают у тех, у кого деньги лишние.

– Экспроприировать? – легко выговорил Юра.

– Во! – обрадовался Ленька. – Буржуи, которые сейчас сюда понаехали, жутко богатые. Их красные отовсюду прогнали, так они все свои денежки с собой прихватили – и сюда. Любого буржуя тряхни, и у тебя миллион в кармане!

– Так сразу и миллион? – недоверчиво спросил Юра.

– А то и поболе… Ну, спи! Утро вечера мудреней.

Юра поворочался на сене и тряпье, представляя, как однажды он увидит живого и невредимого Павла Андреевича, и как они после этого вместе будут воевать… А рядом с ними будут воевать и Красильников, и Фролов, и Наташа, и даже Ленька – он ведь тоже за красных!..

Ленька разбудил его рано – потряс за плечо, пропел:

– Вставай, поднимайся, рабочий народ!.. Пойдем на барахолку. Там с утра буржуев навалом. Будем деньги лопатами загребать!

Севастопольская барахолка находилась на пустыре, окруженном со всех сторон старыми кряжистыми акациями. Она была намного благообразнее и степеннее, чем, скажем, барахолка где-нибудь в Одессе или в Херсоне. Уверенные в себе спекулянты привычно ходили по кругу, вполголоса расхваливая свой товар. Но покупателей было немного. С тех пор как Деникин терпел сокрушительные поражения, многие стремились продать и мало кто хотел купить. Белый корабль тонул. И на барахолке это особенно чувствовалось.

Юра и Ленька внимательно наблюдали за толпой спекулянтов из-за шатра цирка шапито, похожего на разукрашенную бонбоньерку. Там внутри звучал оркестрион, раздавались резкие, отрывистые команды, гремели аплодисменты.

Юра вспомнил, как давным-давно он ходил с папой и мамой в цирк. Это было в Киеве. Ему купили мороженое. Он ел мороженое и смотрел, как танцевали неуклюжие слоны и уморительные медведи. С тех пор звуки бравурной музыки, запах цирковой конюшни и вкус холодного, нежно тающего во рту мороженого – все это сплавилось в его душе в ощущение счастья. Далекого-далекого. И то ли призрачного, то ли обнадеживающего.

И вот сейчас Юра должен был, позабыв о счастливом времени, ринуться вслед за Ленькой в толпу и делать то, против чего восставало все его существо.

– А может, лучше просить? – робко предложил он Леньке. – Я вон вчера совсем даже не просил, а мне рубль дали… А если будем вдвоем просить, за неделю свободно тысячу наберем!

– Чудак! – снисходительно ухмыльнулся Ленька. – Я пока просил, завсегда голодный был. Которые богатые – никогда не подают. Жадные! А у бедных у самих денег нет… – Он встрепенулся, жестким взглядом повел по толпе. – Смотри, вон теха идет! Вся в кольцах. Богатая, видать… Смотри!

Ленька бросился к нарядно одетой даме, пристроился рядом с ней и, жалобно скривившись, заглядывая ей в глаза, неестественно тоненьким голосом стал канючить:

– Тетенька, подайте Христа ради! Пятый день росинки маковой во рту не держал… Мамка помирает… Пятеро сестренок с голоду пухнут! – Дама даже не удостоила его взглядом. Но Ленька вдохновенно продолжал канючить, то и дело хватая даму за полы короткого, отороченного куньим мехом осеннего пальто: – Тетенька, тетенька! Помру ить я с голоду!

– Отстань! – сердито отмахнулась от него дама. Ленька вернулся к Юре с видом победителя.