Какое-то мгновение Августа раздумывала над тем, нет ли в его словах доли правды. Неужели она действительно убивает курицу, несущую золотые яйца? Но в банке было столько денег, что никто из них мог бы всю оставшуюся жизнь и пальцем не пошевелить, и при этом всем бы хватило на безбедное существование. В обязанностях партнеров не было ничего трудного: они просто приходили в банк, узнавали последние известия из финансовых газет, давали другим людям деньги взаймы и получали проценты. Джозеф справится с этим ничуть не хуже любого другого.

– Вы, мужчины, вечно делаете вид, что банковская деятельность – это что-то сложное и загадочное, – сказала она. – Но меня вам не одурачить.

Она вдруг осознала, что невольно защищается, и это ей не понравилось.

– И вообще, я отвечаю за свои поступки и мысли перед Господом, а не перед вами.

– Неужели вы и в самом деле намерены отправиться к моему отцу, как угрожаете? – спросил Сэмюэл. – Вы же знаете, что ваши слова его убьют.

Она колебалась только мгновение.

– Другого выбора у меня нет, – ответила она уверенно.

Он долго смотрел на нее, не отводя глаз.

– Вы дьяволица во плоти.

Августа затаила дыхание. Неужели он сдается? Она почувствовала, что удача вот-вот придет к ней в руки, и в своем воображении уже услышала слова: «Позвольте представить вам миссис Джозеф Пиластер, супругу старшего партнера Банка Пиластеров…»

Сэмюэл помедлил, затем продолжил с явной неприязнью в голосе:

– Ну что ж, превосходно. Я сообщу остальным, что не намерен становиться старшим партнером, после того как мой отец подаст в отставку.

Августа едва сдержала улыбку превосходства. Она победила. Чтобы сдержать свой восторг, ей пришлось даже немного отвернуться.

– Наслаждайтесь своей победой, – горько сказал Сэмюэл. – Но помните, Августа, что у всех есть свои тайны, даже у вас. Настанет день, когда некто точно так же воспользуется вашими тайнами, и тогда вы вспомните, как поступили со мной.

Августа удивилась. На что он намекает? Перед ее внутренним взором без всякой причины всплыло лицо Мики Миранды, но она поспешила развеять это видение.

– У меня нет ничего, чего можно было бы стыдиться.

– Неужели?

– Нет! – выпалила она, но уже не так уверенно.

Он как-то по-особенному взглянул на нее.

– Вчера я встречался с одним молодым юристом по имени Дэвид Миддлтон.

Какое-то мгновение она еще не понимала.

– Я должна знать его?

Это имя показалось ей смутно знакомым.

– Вы виделись с ним однажды, семь лет назад, на судебном расследовании.

Августа вдруг вся похолодела. Миддлтон – так звали школьника, который утонул.

– Дэвид Миддлтон полагает, что его брата Питера убили. И что убил его Эдвард, – продолжил Сэмюэл.

Ноги Августы едва не подкосились, ей захотелось присесть, но нельзя было показать Сэмюэлу, что его слова ее ошеломили.

– Отчего же сейчас, когда прошло семь лет, он намерен разворошить прошлое ради какого-то скандала?

– Он сказал, что всегда сомневался в результатах расследования, но молчал из нежелания причинить еще большие страдания своим родителям. Но мать его скончалась вскоре после гибели Питера, а отец умер в этом году.

– Почему он обратился к вам, а не ко мне?

– Он член моего клуба. Он прочел несколько раз записи свидетельских показаний и утверждает, что были еще свидетели, которых никто не допрашивал.

«Да, так и есть, – в волнении подумала Августа. – Был этот несносный Хью Пиластер; потом мальчишка из Южной Америки – Тони, или как там его звали; и еще третий школьник, оставшийся неузнанным». Если Дэвид Миддлтон расспросит одного из них, то вся ужасная история выплывет на свет.

– С вашей точки зрения, конечно, жаль, что коронер так долго расспрашивал и рассуждал о героизме Эдварда, – задумчиво продолжал Сэмюэл. – Это порождало подозрения. Все, кто хорошо его знал, скорее поверили бы в то, что Эдвард нерешительно стоял на берегу пруда и смотрел, как тонет парень. Все, кто хотя бы раз с ним общался, знали, что он и улицы не перейдет ради помощи кому-то другому, не говоря уже о том, чтобы бросаться в пруд на помощь утопающему.

Его слова были оскорбительны для нее и ее сына.

– Как вы смеете? – возразила Августа, но не смогла придать своему голосу обычной убедительности.

Сэмюэл не обратил внимания на ее возражение.

– Школьники этому и не поверили. Дэвид тоже учился в той школе несколькими годами ранее, и он знал многих мальчиков постарше. Он поговорил с ними, и его подозрения только усилились.

– Все, на что вы намекаете, – это полная бессмыслица.

– Миддлтон – упрямый и настойчивый человек, какими обычно и бывают юристы, – продолжал Сэмюэл, по-прежнему не внимая ее возражениям. – И он не намерен оставлять это дело в покое.

– Ему меня не запугать.

– Тем лучше, поскольку, как я уверен, он собирается вскоре нанести визит лично вам.

Сэмюэл подошел к двери.

– На чай я не останусь. Приятного дня, Августа!

Августа тяжело опустилась на диван. Такого поворота она не предвидела. Победа над Сэмюэлом оказалась омраченной новыми тревогами. Всплыл старый, происшедший семь лет назад неприятный случай, о котором, казалось, все должны были уже давно забыть. Теперь ей так страшно за Эдварда! Ей была ненавистна сама мысль о том, что что-то плохое может произойти с ее мальчиком. Нужно во что бы то ни стало это остановить. Но как?

Вошел Хастед, дворецкий, за которым следовали две горничные с чайными чашками и пирожными на подносах.

– С вашего разрешения, мадам? – спросил он с валлийским акцентом.

Глаза Хастеда, как всегда, смотрели в разные стороны, и посторонних это часто сбивало с толку, потому что никогда нельзя было понять, на кого именно он устремил свой взор. Августу поначалу это тоже раздражало, но со временем она привыкла. В ответ на вопрос она просто кивнула.

– Благодарю, мадам, – сказал Хастед и вместе с горничными принялся расставлять фарфоровые чашки на столе.

Заискивающая манера Хастеда частенько успокаивала Августу, но сегодня это не сработало. Она встала и вышла в открытое французское окно. В ярко освещенном солнцем саду ей тоже не стало легче на душе. Как же остановить Дэвида Миддлтона?

Она все еще размышляла над этим вопросом, когда пришел Мики Миранда.

Августа обрадовалась его визиту. Он выглядел щеголевато, как и всегда в черном фраке и брюках в полоску, с безупречно белым воротничком под щеками и с черным атласным галстуком на шее. Мики сразу же догадался, что Августа чем-то расстроена, прошел через весь зал пружинистой походкой дикого кота и спросил с выражением искреннего сочувствия: