Глаза резанул яркий луч света — открылась дверь.

Я заёрзала, но закричать не решилась.

— Красиво лежишь! — с ехидцей прошипел над ухом мужской голос. — Наверное, уже успела меня забыть? А я помню. У меня хорошая память, а твою я сейчас освежу.

Мужчина ударил меня ногой в живот. Скрючившись от боли, я застонала.

— Ну как, память вернулась, кеварийская сучка? Я сделал то же, что посмела сделать ты. Не будь Сашер таким добреньким, давно бы в земле сгнила, тварь!

Я начала судорожно вспоминать, где и когда пересеклись наши дороги, когда я могла его ударить, и вспомнила, пристально вглядевшись в цвет волос араргца. Чёрно-палевые. Норн с торгов. Шоанез!

— По глазам вижу, что вспомнила, — довольно ухмыльнулся норн. — А теперь вставай и топай за мной. Полагаю, Сашер не слишком расстроится, если я заменю одну торху на другую, да ещё доплачу. А тебя, детка, я отправлю туда, где тебе и место.

— Вы не имеете права, по закону вы совершаете преступление!

Не знаю, откуда во мне взялась эта храбрость, но я не побоялась выпалить всё это ему в лицо. Тот отреагировал неожиданно спокойно, даже не ударил.

— А ты, как посмотрю, успела свои права выучить! Нет, кеварийка, я ничего не нарушаю, потому что официально ничего не делаю. Это не мой дом, не мои люди, и меня здесь нет. Единственное, в чём меня можно обвинить, — не обратил внимания на подозрительных личностей, тащащих рабыню.

— Эй, заходите! — крикнул он кому-то.

Дверь снова отворилась, и в помещение вошла женщина. Та самая женщина, которая вызвалась меня проводить. Только теперь она была одета иначе: богаче, ярче. Вся в золоте, а глаза густо подведены чёрным. Вскоре к ней присоединилась и вторая, постарше, обрюзгшая, но тоже увешанная броскими драгоценностями.

— Мой норн, — обе женщины низко поклонились.

Шоанез не ответил на приветствие и сел на единственный стул, пододвинув его ближе ко мне:

— Можете приступать. Смотрите, сколько угодно.

Та, что моложе, наклонилась и задрала мне юбку, осматривая ноги. Вторая расшнуровала платье. Когда пожелтевшие, унизанные безвкусными перстнями пальцы потянулись к моему рту, я не выдержала и укусила её. Взамен получила пощёчину.

Было мерзко, так мерзко, что я предпочла бы умереть, чтобы не подвергаться унизительному осмотру.

— Нет, не возьму, хотя красивая, — покачала головой пожилая. — Я уже не в том возрасте, чтобы учить уму-разуму девочек. Да и торха… Нет, не возьму!

Ещё раз поклонившись Шоанезу, она вышла. А вторая осталась. Отошла на пару шагов, пристально глядя на меня, а потом обернулась к норну:

— Сколько она пробыла торхой?

— Не беспокойся, Трувель, это она уже должна уметь, — равнодушным скучающим тоном ответил Шоанез. — Если нравится, поговорим о цене.

Женщина задумалась, ещё раз придирчиво осмотрела меня.

— Придётся нанимать мага, ломать защиту браслета… Это дорого. С другой стороны, товар ценный. У неё нежная кожа, красивые глаза, фигура, кое-какой опыт, образование… Я бы взяла для дорогих клиентов. Сто пятьдесят, мой норн.

— За неё платили четыреста пятьдесят цейхов, — Шоанез оценил меня дороже.

— Ну, тогда она была невинна, а невинность всегда в цене, — рассмеялась женщина. — Теперь товар подпорчен, к тому же не вами, мой норн. Я и так даю слишком много за краденную торху, рискую, очень рискую…

— По рукам! — недовольно буркнул норн. — Давай деньги.

— Э, не так сразу, мой норн! Сначала её осмотрит врач…

— Сейчас, Трувель, или будешь болтаться в петле.

Осознав, куда меня хотят продать, я ужаснулась. Никогда не думала, что буду молиться Шоану оставить меня торхой.

Женщина и Шоанез вышли, продолжая горячо обсуждать способ оплаты, а в помещение вошли печально знакомые мужчины.

На этот раз мешок на меня не накинули, просто взвалили на плечо и вынесли на открытый воздух.

Квартал, в котором я оказалась, заметно отличался от того, в котором жил хозяин: низкие лагучи, склады, сараи, грязь, снующие по мостовой крысы. Теперь я поняла, почему никто не заподозрит, что Шоанез когда-либо бывал здесь.

Самого его я увидела через пару минут — пронёсся мимо верхом на гнедом скакуне. Значит, об оплате договорились.

— Несите её ко мне, мальчики! — весело крикнула моя покупательница. — Тут недалеко, через три улицы. «Красная дама».

При звуке этого названия мужчины расплылись в улыбке. Очевидно, они там бывали и получили удовольствие. Какое — уточнять не требовалось.

Висела на плече у мужчины и думала: так ли плохо жилось в доме хозяина? Признаться, предложи мне кто-то шанс вырваться отсюда, добровольно вернуться, я бы вернулась.

Между куклой и циновкой в прихожей есть разница.

Но зачем им понадобилось связываться с торхой, и как мамаша собиралась дезактивировать браслет? Зачем столько возни? Я же не принцесса — имени заведению не принесу. Или остальные девушки, те, что продают себя добровольно, настолько ужасны, что на их фоне я выгляжу королевой?

Рассмеялась своему предположению. Ну, кто тебе сказал, что выросшие на дне некрасивы, что их нельзя обучить вежливому обхождению с клиентами? Не думаю, чтобы в публичном доме велись светские беседы. Так, поздороваться, пара общих фраз, наверное, чай или что-то покрепче — и всё. А в постели они, несомненно, искуснее, я же почти ничего не умею. Да от меня и не требовали, лишь бы бревном не лежала.

Нет, не понимаю, в чём ценность торхи. Может, в том, что я принадлежала норну? Наверное, Трувель будет предлагать меня со словами: «Почувствуйте себя норном». И желающие найдутся — хотя бы таким образом приблизиться к миру избранных.

За разговорами сама с собой и не заметила, как мы дошли до «Красной дамы».

Заведение мамаши Трувель занимало двухэтажный дом с мезонином. Яркая вывеска с красоткой намекала на то, что найдёшь, если поднимешься по ступенькам.

Дребезжащий звук дверного колокольчика отметил новую веху в моей жизни.

Миновав тёмную прихожую, меня внесли в полную зеркал гостиную и бросили на один из многочисленных диванов.

Курившие что-то в уголке, на полу, девочки с интересом уставились на меня. Все они были моего возраста или даже моложе. Одеты в сильно декольтированные платья с разрезами по бокам.

Близился вечер — рабочая пора, — и подопечные мамаши Трувель пребывали в полной боевой готовности: накрашенные, обильно надушенные.

— Новенькая, — указала на меня хозяйка публичного дома. — Переоденьте её во что-нибудь, в порядок приведите. Пусть сегодня только помогает. К нам придёт маг, браслет с неё снимет, — среди девочек пронёсся недовольный шёпот, — обслужите его бесплатно. Всё, работать!