Но они уже условились это сделать, и изменить планы сейчас было бы невежливо и оскорбительно по отношению к их хозяину. Морин не хотела так рисковать. Синклер был слишком важным кусочком ее головоломки.

Питер притормозил взятую напрокат машину, свернул с дороги и проехал через огромные железные ворота, украшенные большими золотыми геральдическими лилиями, переплетенными с гроздьями винограда. Извилистая дорога петляла вверх по холму через обширное и богатое поместье, каким был замок Синих Яблок.

Они остановились перед замком, оба на миг лишившись дара речи, пораженные огромными размерами и величественным видом этого здания, полностью восстановленного замка, построенного в шестнадцатом веке. Когда Питер и Морин вышли из машины, импозантный дворецкий Синклера, гигант Ролан, появился из парадной двери. Двое слуг в ливреях быстро подбежали к машине, чтобы взять багаж и выполнить другие приказы Ролана.

— Bonjour, Mademoiselle Paschal, Abbé Healy. Bienvenue1. — Ролан внезапно улыбнулся, и выражение его лица смягчилось, заставив и Морин, и Питера одновременно испустить вздох облегчения. — Добро пожаловать в замок Синих Яблок. Месье Синклер в высшей степени рад видеть вас здесь!

Морин и Питер остались ждать в роскошном вестибюле, пока Ролан отправился на поиски своего хозяина. Ожидание не было утомительным — комната была наполнена великолепными произведениями искусства и бесценным антиквариатом и напоминала музей.

Морин остановилась у стеклянной витрины, которая служила центральной точкой комнаты, и Питер последовал за ней. Витрину занимал массивный серебряный потир с орнаментом, а на почетном месте в ковчеге лежал человеческий череп. Череп был выбелен временем, хотя в нем отчетливо можно было видеть трещину. Прядь волос — поблекших, но еще сохранивших явный рыжий пигмент — лежала рядом с черепом внутри потира.

— Древние верили, что рыжие волосы являются источником великой магической силы, — подошел к ним сзади Беранже Синклер. Морин чуть не подпрыгнула, неожиданно услышав его голос, а потом повернулась и ответила:

— Древним не приходилось посещать среднюю школу в Луизиане.

Синклер рассмеялся своим глубоким кельтским смехом и игриво ткнул пальцем в волосы Морин:

— Что, в вашей школе не было мальчиков?

Морин улыбнулась, но, быстро отвернувшись, снова принялась разглядывать реликвию в витрине, прежде чем он смог увидеть краску, выступившую у нее на лице. Она вслух прочитала табличку в витрине:

— Череп короля Дагоберта II.

— Один из моих наиболее колоритных предков, — отозвался Синклер.

Питер был поражен и недоверчиво спросил:

— Святой Дагоберт II? Последний король из династии Меровингов? Вы — его потомок?

— Да. А ваше знание истории такое же блестящее, как и ваша латынь. Браво, святой отец.

— Освежите мою память, — Морин выглядела смущенной. — Простите, но мое настоящее знание французской истории начинается не раньше Людовика XIV. Кто были эти Меровинги?

Питер ответил:

— Древняя династия королей на той территории, где сейчас находится Франция и Германия. Правила с пятого по восьмого век. Линия прервалась со смертью этого Дагоберта.

Морин показала на зазубренную трещину в черепе:

— Кажется, он умер не своей смертью.

Синклер ответил:

— Правильно. Крестник ударил его копьем в глаз, пока он спал.

— Вот тебе и верность семье, — откликнулась Морин.

— Печально, но он предпочел долг перед религией семейным узам, дилемма, которая мучила многих на протяжении всей истории. Разве не так, отец Хили?

Питер, которого явно вовлекали в разговор, нахмурился.

— И что это должно означать?

Синклер величественным жестом показал на геральдический щит на стене: крест, окруженный розами, с латинской надписью сверху, которая гласила: «ELIGE MAGISTRUM».

— Мой семейный девиз. Elige magistrum.

Морин посмотрела на Питера в ожидании пояснений. Что-то происходило между этими двумя мужчинами, что-то, заставляющее ее нервничать.

— Что это означает?

— Выбери господина, — перевел Питер.

Синклер уточнил:

— Король Дагоберт был убит по приказу из Рима, поскольку папе не нравилась его версия христианства. Крестнику Дагоберта пришлось выбирать господина, и он предпочел Рим, таким образом став убийцей во имя Церкви.

— А почему версия христианства Дагоберта так беспокоила папу? — задала вопрос Морин.

— Король верил, что Мария Магдалина была царицей и законной женой Иисуса Христа и он является потомком их обоих, а это, следовательно, давало ему божественное право помазанника Божьего, которое превосходит любую другую земную власть. В то время папа посчитал, что это грозит ужасной опасностью.

Морин передернулась и попыталась перевести дискуссию в более веселое русло. Она слегка подтолкнула Питера локтем:

— Обещаешь, что не воткнешь копье мне в глаз, пока я буду спать?

Питер искоса взглянул на нее:

— Боюсь, не могу дать никаких обещаний. Elige magistrum и все такое.

Морин посмотрела на него с притворным ужасом и вернулась к изучению тяжелого серебряного ковчега, украшенного сложным узором из лилий.

— Для того, кто не является французом, вы очень неравнодушны к этому символу.

— Fleur-de-lis? Конечно. Не забывайте, что шотландцы и французы были союзниками на протяжении сотен лет. Но я использую ее по другой причине. Это символ…

Питер закончил его предложение:

— Троицы.

Синклер улыбнулся им.

— Да, да. Но я не знаю, отец Хили, это символ вашей троицы… или моей?

Прежде чем Морин или Питер смогли попросить объяснений, в комнату вошел Ролан и обратился к Синклеру, быстро затараторив на языке, который напоминал французский в сочетании с другими средиземноморскими диалектами. Синклер повернулся к своим гостям:

— Ролан покажет вам ваши комнаты, так что вы сможете отдохнуть и освежиться перед обедом.

Он изящно поклонился, подмигнул Морин и вышел из комнаты.

Морин вошла в спальню и раскрыла рот от восхищения. Апартаменты были великолепны. Главное место занимала огромная кровать под балдахином на четырех столбиках, с красными бархатными драпировками, расшитыми вездесущими золотыми лилиями. Остальная мебель была явно старинная, вся покрытая позолотой.

Одну из стен комнаты занимал портрет под названием «Мария Магдалина в пустыне» испанского художника Риберы. Мария Магдалина возвела очи к небесам. Тяжелые вазы из хрусталя «баккара», наполненные красными розами и белыми лилиями, были расставлены по всей комнате, напоминая цветочные композиции, которые Синклер прислал Морин домой в Лос-Анджелесе.