— Сегодня рейсом из Назрани в Москву вылетает некто Теймураз Леванович Боидзе, — быстро говорил Турецкий. — Нужно организовать «наружку»: проследить, куда он поедет из аэропорта. Тут нет ничего сложного или опасного. Боидзе — журналист. Наверное, всплывет статья о клевете. Я имею в виду уголовную, а не ту, что он напишет. Сделаешь?

— Дело мастера Боидзе, — скаламбурил Володя. — У меня два вопроса. Во-первых, как они его узнают? Можете прислать цифровую фотографию или хотя бы факс?

— Володя, ты, наверное, на ухо туговат. Какую фотографию, когда он практически уже в полете! Свяжись с экипажем, место журналиста известно. Ничего сложного в такой просьбе нет. Договорись, что, когда приземлятся и станут выходить из самолета, пусть сзади, в двух шагах от этого пассажира, идет стюардесса. Что-нибудь в таком роде. В общем, узнают.

— О’кей. Что делать после того, как проследят?

— Мы сразу созваниваемся, и я даю следующие инструкции. Смысл, если я правильно догадался, такой. Этот журналист — член предвыборного штаба местного фээсбэшника, который метит в мэры Назрани. Сейчас он ушатами выливает грязь на своих конкурентов. Грязь очень кондиционная, фирменная, судя по некоторым признакам, такая готовится по его заказу в Москве. Нужно уточнить. А журналист этот очередной, так сказать, грязекурьер. И если он действительно явился за очередной порцией, нужно будет круто поговорить с изготовителем. Самолет прибывает в третьем часу, думаю, гавриков вроде Боидзе встречают на машине. Значит, где-то в районе четырех ты уже будешь знать, что к чему, и мы свяжемся. Я не очень подгадил тебе своей просьбой?

— Нормально.

Вот за это он и любил Володю. Всегда у него все нормально, ни на что не жалуется.

После разговора с Поремским Александр Борисович устроил себе пятиминутный тайм-аут: выцыганил у секретарши Докучаева, из кабинета которого звонил, чашечку кофе. Нужно было сосредоточиться, поскольку предстояло обдумать сложнейшую вещь — как проникнуть в гараж ФСБ.

Леонид Максимович Докучаев — начальник отдела по надзору за следствием в органах безопасности, поэтому сам Бог велел обсудить с ним эту проблему. Его первая реакция была скептической:

— Хозяйство находится в подчинении у Круликовского. Туда без его ведома комар не пролетит.

— Он же сегодня целый день на совещаниях.

— Да будь он даже за тридевять земель отсюда. Такие вещи ему всегда сообщают.

— У вас же есть хорошие знакомые в ФСБ?

— Сколько угодно.

— Может, попросить кого-нибудь, чтобы пошуровал в гараже. Я объясню, что требуется.

Докучаев задумался, потом сказал:

— Понимаете, Александр Борисович, сделать так — значит толкнуть человека на предательство. Даже если руководствоваться высшими принципами, все равно это предательство. Мне это совсем не нравится. Допустим, в организации что-то скрывается. Но ведь там работают люди, между которыми существуют определенные отношения, существует корпоративная этика. Сначала я прошу одного действовать против своих товарищей по работе, потом — другого. Вы же понимаете, к каким последствиям приведет подобная тактика.

— Понимать-то я понимаю и в целом согласен с вашими взглядами. Хотя в данном случае это было бы не совсем предательством.

— Но сродни ему.

— В какой-то степени, — согласился Турецкий. — Однако время подпирает, Леонид Максимович. Где находится Цаголов, в каких условиях содержится, не произойдет ли трагическая случайность. Тут любой момент может стать решающим. Поэтому я и рвусь туда.

— Ну а я объясняю вам объективные причины. Вы вообще представляете, что значит пройти в гараж ФСБ?

— Представляю, поскольку приходилось бывать, причем в Москве. И между прочим, встречали меня там с распростертыми объятиями.

Леонид Максимович усмехнулся:

— Значит, тамошние сотрудники не чувствовали за собой никакой вины.

— Смотря кто. Там был один шофер, который грешил перевозкой наркотиков… Кстати, в назрановском гараже все военнослужащие или есть и вольнонаемные?

— Насчет вольнонаемных сомневаюсь. Думаю, только военные. Это легко узнать.

— Тогда такой вопрос: есть в вашем ФСБ отдел по контролю за оборотом наркотических средств?

— Отдел? — протянул помощник прокурора. — Ну знаете ли, для нас это слишком жирно будет. Занимается один человек, старший лейтенант, и на том спасибо.

— Вы с ним знакомы?

— С Семеренко? Постольку поскольку. Он у нас недавно работает. Но я прекрасно знаю его непосредственного начальника, мы много лет знакомы.

— Порядочный человек? Вы понимаете, что я имею в виду.

— Марулин-то? В высшей степени. На него во всем можно положиться.

— Тогда давайте предложим ему такой вариант:

И Александр Борисович изложил Докучаеву свой замысел.

Траурное настроение придавило Назрань. Уже всем стало известно, что ночью погибли восемьдесят два человека, почти сто были ранены. Потери террористов составили примерно тридцать пять убитых. Точное число установить сложно, поскольку Ингушетию покидали они достаточно свободно, забирая мертвых с собой.

Насчет количества нападавших данные разнились. Одни утверждали, что террористов было не более двухсот. Другие пытались доказать, что их было не менее шестисот. Очевидно, истина скрывалась где-то посередине. Зато совсем точно было известно, что боевики были прекрасно экипированы, так, как ингушским силовикам и не снилось: дорогая натовская боеукладка, приборы ночного видения, удобные радиостанции. У них были предусмотрены самые неожиданные вещи. Взять те же радиостанции. Хотя они сами по себе отменного качества, все равно на случай срочного ремонта были снабжены инструментами вплоть до маленьких паяльников с одноразовым питанием.

Вдобавок ко всему нападавшие имели на форме знаки отличия ГРУ, ФСБ и ОМОНа. Из-за этого ингушские милиционеры попадали впросак, путались, выполняли команды террористов, которые потом, смеясь, расстреливали их в упор.

Боевики действовали группками по тридцать — пятьдесят человек, у каждой была своя задача, свой объект для нападения: аэропорт, ОМОН, погранотряд, МВД, ГУВД, склады оружия. Особенно настойчиво они стремились отбить следственный изолятор Минюста, в котором находились шестьдесят заключенных. По-настоящему отбивались только милиционеры. Ни сотрудники ФСБ, ни войска Министерства обороны на помощь так и не пришли.

Утром в Ингушетию ненадолго прилетал президент России. Увидев воочию следы ночного нападения, глава государства устроил силовикам жуткую головомойку, распорядившись как можно быстрее выяснить причины позорного провала.

По мере того как московская следственная бригада собирала сведения об организации противодействия террористам, контрразведчики получали все больше нареканий. Пока они выражались в достаточно мягкой форме, но уже становилось понятно, что постепенно количество перейдет в качество, и Круликовскому придется изощряться, чтобы выдумывать причины для оправданий. Паниковать рано, разбирательство затянется, да этому и нужно всячески способствовать. На худой конец, всякие обвинения можно с выгодой использовать перед выборами — известно, как наш сердобольный народ относится к гонимым. Поскольку ситуация быстро меняется, нужно не лениться, а наполнять свой арсенал любым хламом, ибо заранее неизвестно, что пригодится в дальнейшем.