— Джеймс не понимает, почему я не хочу заходить к вам, и я не знаю, как поделикатнее объяснить ему это. Сам он слишком серьезен, чтобы угодить в подобную ловушку.

— Возможно, ему бы это не повредило, уж очень он уверен в собственной непогрешимости, — усмехнулась Сьюзен. — Подумать только, он считает итальянцев нечистоплотной нацией, а французов сравнивает с болтливыми таксами!

— Вы все еще не можете простить ему отказ рассказать о заграничных поездках! — засмеялся мистер Хейвуд.

— Но это просто преступление со стороны путешественника — не поделиться с друзьями своими впечатлениями! Вот мистер Гарленд уже два или три раза рассказал все, что помнит об Италии, а помнит он, судя по всему, не так уж много.

— Скорее всего, он слишком часто отдавал дань тосканским винам и венецианским карнавалам, чтобы обратить внимание на что-то еще, — попытался оправдать приятеля мистер. Хейвуд. — А вы, мисс Шелтон, хотели бы побывать в Италии? Уж очень часто вы говорите об этой стране.

— О да! — воскликнула Сьюзен. — Ни одна страна не интересует меня так, как эта. Особенно после прочтения Данте, — добавила она, с улыбкой вспоминая бал у графа Рейли. — Как жаль, что я не смогу там побывать… Я очень завидую своему брату и его жене.

— Ну, не стоит так расстраиваться, мисс Шелтон! — поспешил утешить ее джентльмен. — Кто вам сказал, что вы не увидите Италию? Ничто не мешает вам отправиться туда и немного попутешествовать под жарким южным солнцем и выцветшим голубым небом, о которых с таким восторгом говорил мистер Гарленд.

— Увы, миссис Элингтон и Джулия — большие домоседки, к тому же они только-только вошли во вкус столичной жизни и ни при каких условиях не покинут Лондон сейчас, даже ради красот побережья.

— Но вы можете поехать и без них, мисс Шелтон, — возразил юноша.

— Если бы я была мужчиной, я вполне могла бы уподобиться графу Рейли, но для леди поездка в одиночестве дальше соседского поместья просто неосуществима. Вы же сами знаете это, сэр.

— Совсем не обязательно ехать одной. Вас может пригласить ваш дядюшка, лорд Ченсуорт, или какие-то другие родственники. А может быть, вы отправитесь туда в свадебное путешествие, как ваш брат и его молодая супруга.

Сказав это словно бы в шутку, он тем не менее бросил на Сьюзен испытующий взгляд, смысл которого она не в состоянии была уловить, а потому ответила в том же тоне и перевела разговор на другую тему.

Вечером, когда ей наконец удалось избавиться от расспросов Джулии относительно затянувшейся прогулки только после обещания перешить кружева па новом бальном платье, Сьюзен уселась перед туалетным столиком и принялась разглядывать свое отражение. Она сдвинула брови и напрягла челюсти, изображая братца Джеймса, потом сморщила нос и надула щеки, пародируя Джулию, затем кокетливо улыбнулась и притронулась пальцем к ямочке на подбородке.

— Ну, что ты теперь скажешь, Сьюзен Шелтон? — обратилась она против обыкновения не к собственному носу, а к самой себе. — Ты все еще будешь спорить с Бет и доказывать, что этот молодой джентльмен тебе не нравится?

Сьюзен не вела дневник, подобно многим леди, нместо этого все свои наблюдения и переживания она описывала в письмах к единственной подруге, получая от нее такие же пространные ответы. Бет, как никто другой знавшая ее, всегда отвечала не на то, что написано на бумаге, а на сокровенные мысли, которые можно прочесть между строк. В своем последнем письме она приглашала летом обязательно погостить у нее, а также с тревогой задавала беспокоящий ее вопрос — к чему, по мнению Сьюзен, могут привести эти тайные прогулки с мистером Хейвудом?

«Мне кажется, тебе начинает нравиться этот молодой человек, как бы ты ни упражнялась в остроумии на его счет, дорогая моя, — писала Бет. — Безусловно, его манеры показались бы смешными и странными у нас в Сандерли, где все женихи наперечет и всякий джентльмен, обладающий сносной внешностью и хоть каким-то достоянием, начинает задирать нос или пренебрежительно морщить его, если леди, выбранная для ухаживаний или хотя бы для одного танца, кажется ему недостойной его общества. А уж дождаться комплиментов нечего и мечтать! Конечно, такие безупречные во всех отношениях особы, как Люси Элингтон, то есть теперь уже Люси Шелтон, могли себе позволить холодность в обращении с кавалерами, но если даже ее покинул несносный Льюк Монтрейв, что уж говорить обо всех остальных! А в Лондоне, похоже, царят леди, как и подобает столице страны, которой правит женщина, и молодым людям надо ужом извиваться, чтобы привлечь внимание дамы, к своей персоне. Поэтому чрезмерную любезность мистера Хейвуда нельзя считать пороком или даже сколько-нибудь большим недостатком. Я не сомневаюсь, читая твои рассказы о ваших будто бы случайных встречах, что он проявляет к тебе некий интерес, причина которого может быть как самой лестной, так и самой неожиданной, как, например, получение сведений о планах Джулии относительно его руки и сердца. Меня, твою подругу, гораздо больше заботит, как ты сама относишься к нему. Вспомни, чему учила нас бабушка Энн, когда нам едва исполнилось тринадцать: если вы не можете представить себе, как читаете ему газетную статью о колониальной политике долгим зимним вечером, а он в это время поджаривает хлеб прямо на каминной решетке — не стройте глазки этому джентльмену, вдруг он сделает вам предложение! Сьюзен, дорогая моя, ты можешь представить, как читаешь газету мистеру Хейвуду?»

Вопрос был как нельзя кстати — Сьюзен уже и сама понимала, что долго такое положение сохраняться не может. Она встречала в парке множество знакомых, и только чудом можно назвать то обстоятельство, что никто из них до сих пор не упомянул об этом в разговоре с миссис Элингтон или ее дочерью. И потом, какую цель преследовал молодой человек? Даже леди гораздо моложе и наивнее ее не смогла бы усомниться в том, что его, появление именно в то время, которое она проводит в парке, неслучайно. Бет права — причин может быть несколько, и ей не следует самонадеянно полагать, что он в ее власти. Но как выяснить правду? И хочет ли она, чтобы он объяснился?

Сьюзен представила на своем месте Люси. Та умела очень скоро добиваться от джентльмена откровенного признания и, хотя и отказывала в своем внимании нескольким мужчинам до того, как за ней начал ухаживать мистер Монтрейв, умудрялась сохранять с ними дружеские отношения. Сьюзен ни за что бы так не смогла, ее отказ был бы категоричен, пусть и зависел по своей форме от ее отношения к сделавшему предложение, — если бы он не был неприятен, она постаралась бы смягчить удар, а если джентльмен показался бы ей дерзким и самоуверенным — он еще долго вспоминал бы характеристику своих достоинств, полученную от словоохотливой леди. Впрочем, мы не можем с уверенностью утверждать, что наша героиня поступила бы именно так, поскольку до сих пор у нее не имелось подобного опыта, в некоторых обстоятельствах столь необходимого молодой леди.

Итак, для начала она решила для себя, что мистер Хейвуд ей вполне симпатичен, но она совершенно определенно не влюблена в него. Однако мистер Гарленд и еще один-два джентльмена нравились ей не меньше, если не больше мистера Генри. Только вот ни один из них не стремился встречаться с ней всякий раз, как она выходила из дому, так что ее мысли поневоле вернулись к мистеру Хейвуду. Это уже было большим шагом вперед, и дальше Сьюзен попыталась представить себя читающей политические новости в газете, в то время как мистер Хейвуд ест поджаренный хлеб с сыром, обсыпая крошками свой сюртук. Вместо этого предстала совершенно иная картинка — как они с мистером Хейвудом сидят рядышком на диване и рассматривают альбом с видами Италии.