– Ну что вы, шевалье, это был мой собственный выбор, – улыбаясь, произнесла Лоретта.

Дориан склонился к ее руке, и от поцелуя по коже побежали мурашки. Рыжевато-золотистые волосы сегодня были распущены, одна прядь едва коснулась кожи Лоретты, и от этого мимолетного касания в ней все перевернулось. Отчего этот человек так на нее воздействует? Приворотное зелье тут ни при чем, это свойство организма. Надо усовершенствоваться в умении скрывать свои чувства, иначе все присутствующие в один миг раскроют маленькую тайну Лоретты.

– Я счастлив видеть вас, – вымолвил Дориан. – И вас, прелестная мадам де Лавуйе.

Щеки Лоретты тотчас вспыхнули румянцем. Девушка поторопилась скрыть замешательство, принявшись складывать ноты.

– Напрасно, сударыня! – остановил ее Дориан. – Мы обязательно будем петь еще. Хотите?

Она кивнула, глядя на него светящимися от счастья глазами. Сегодня виконт снова был оживлен, даже взволнован, и она припомнила, что вчера осведомлялась у него, играет ли он – и он отвечал, что да. Похоже, Дориан и сам вспомнил о беседе в келье отца Анри…

– Я хотел бы кое-что сделать… – Шевалье, улыбаясь, передал один прелестно оформленный маленький сверток Бланш, а другой – Лоретте. – Мадам, мадемуазель, я не смог утерпеть. К тому же мадемуазель де Мелиньи, кажется, вчера лишилась своего веера.

Виконт скромно отошел в сторону и облокотился на мраморный выступ камина. Седрик чистосердечно ухмылялся.

– Благодарю вас, шевалье! – Бланш рассматривала очаровательную табакерку. – Вы потакаете моим слабостям? Матушка бы вас не одобрила, хотя ей отлично известно, что в этом я пошла по ее стопам.

– Как и во многом другом, – вставил Седрик. Бланш состроила рожицу, что не подобало замужней даме, но весьма ей шло.

– Что же делать, если перевоспитывать вас уже поздно, – произнес Дориан, – а та табакерка, которой вы пользуетесь, недостойна прикосновений ваших рук!

– Льстец! – улыбнулась мадам де Лавуйе. – Откуда вам это известно? Вы же ее не видели.

– Вас предал Седрик, – покаянным голосом разъяснил виконт. Кератри состроил сестре ответную рожицу.

Лоретта молчала. Она в глубоком потрясении разглядывала веер, вертя его так и эдак.

– Вы порешили совсем добить нас с Лореттой? – пропела Бланш. – Такие подарки в столь унылый вечер незамедлительно меняют его. Ну, сознавайтесь, вы же этого и желали!

– Нет, просто вчера на прогулке мадемуазель де Мелиньи обронила свой веер! – самым честным тоном повторил Дориан, подмигивая зардевшейся и смущенной Лоретте. – И чтобы как-то сгладить свою вину – ибо по необжитым просторам ее таскал я! – мне пришлось съездить в Сен-Клу и купить новый. Я бы съездил в Париж, но мне так хотелось преподнести вам подарки уже сегодня вечером…

– Как просто! – Бланш легонько пожала плечами. – Что ж, я тронута. Хуже того, я растрогана. И предлагаю направиться в столовую – сейчас накроют к ужину. Или вы собираетесь примкнуть к толпе?

– Ни за что! – вскричали все хором.

Бланш удалилась в соседнюю комнату. Седрик, бросив внимательный взгляд на виконта, поднялся и вышел следом за сестрой.

Дориан и Лоретта оказались одни. Повисло неловкое молчание.

Девушка крутила в руках веер и не поднимала головы. Дориан по-прежнему стоял у камина, недвижимый и сдержанный. Теперь Лоретта думала, что ей почудилось его волнение. Не мог он… не мог он так…

– Я не угадал, мадемуазель? – наконец медленно спросил де Бланко.

– Напротив, виконт… – поспешно возразила она.

Карие глаза наконец решились встретиться с янтарными. В глазах виконта плескались надежда и некоторое беспокойство. Там не было ни капли безмятежности, свойственной человеку со спокойной совестью и вполне владеющему собой.

Они в первый раз глядели друг другу в глаза, и никто им не мешал. Минута была чудесная. Но все испортила Бланш, которая заглянула в гостиную и с милой улыбкой на устах сообщила, что она и шевалье де Кератри уже пять минут томятся за столом в ожидании еще двух гостей.

– Кто бы мог быть этими двумя? – Дориан с усилием овладел собой и нацепил на лицо маску светской любезности.

Лоретта попыталась сделать то же самое.

За ужином оживленная беседа продолжалась. Бланш была любезна, как никогда, и даже почти не ехидничала. Дориан замечал это мимоходом; его вниманием завладела Лоретта. К вечеру шевалье чувствовал себя нехорошо, ему не следовало приезжать в Версаль. Однако, глядя на мадемуазель де Мелиньи, он нисколько в этом не раскаивался. Лоретта сидела напротив, рядом с Седриком, и увлеченно что-то рассказывала. Дориан хмурился. Затея выглядела все более отчаянной. Для чего изводить девушку и давать ей ложные надежды, пусть даже насчет обыкновенной дружбы, если тому не бывать никогда в жизни?

«И все же, – посетила Дориана сухая и расчетливая мысль, что, как правило, ему было несвойственно, – если я исполню приказ дяди и больше не стану подходить к мадемуазель де Мелиньи… до самой его кончины. Потом я не буду ограничен в выборе. Я ничего не сделал графу де Мелиньи, и он не должен иметь предубеждения насчет меня». От такой рассудительности Дориана передернуло. Отвращение к самому себе также испортило ему вечер.

Сидевшая рядом Бланш, наоборот, откровенно получала удовольствие.

– Подумать только, как прелестна моя подруга! – шепотом сказала она Дориану. – И такое везение, что все мы повстречались! Как судьба сплетает нити…

– Почти стихи, – улыбнулся де Бланко.

– А это и есть стихи, – взор Бланш затуманился. – «Как судьба сплетает нити, ангел мой, ангел мой… Из узоров крепко свиты мы с тобой, мы с тобой…» Когда-то это писал мне один мужчина. Который, кстати, стал потом моим супругом. Невозможно не выйти замуж, когда тебе посвящают такие стихи.

– Я не поэт, – сознался Дориан, – однако звучит недурно.

– Зато вы играете! – Лоретта услыхала его последнюю фразу. – О, умоляю вас, виконт, сыграйте нам что-нибудь после ужина.

– Да, Дориан, я бы тоже с удовольствием послушал, – поддержал девушку Седрик. – Все еще импровизируешь?

– В последнее время крайне редко, – извиняясь, развел руками де Бланко.

– Дориан у нас редкостный экземпляр, – с улыбкой обратился Седрик к Лоретте. – Он импровизирует и никогда не повторяет мелодий. Говорит, что не может, но я подозреваю, не хочет. Как можно забыть ноты с таким необыкновенным слухом?

– Это правда, виконт? – Глаза Лоретты сверкали.

– Отчасти, – усмехнулся Дориан. – Седрик слегка напутал. Я помню все мелодии, но воспроизвести в самом деле не могу.

– Почему же? – изумилась Лоретта.

– Зачем повторять то, что уже однажды произнесено? Музыка – это то же самое…