Предсказание Шумпетера не сбылось. С тех пор капитализм действительно стал более динамичным. Шумпетер сделал такой неверный прогноз, потому что не заметил, как быстро предпринимательство становится коллективной областью деятельности, где участвует не только один дальновидный бизнесмен, но и множество других действующих лиц внутри и за пределами компании.

Большая часть технического прогресса в сложных современных отраслях промышленности происходит с помощью незначительных инноваций, создающихся в ходе прагматичных попыток решить проблемы, возникающие в процессе производства. Это означает, что даже работники производственной линии участвуют в инновационной деятельности. Действительно, японские автомобильные компании, особенно Toyota, получили выгоды от метода производства, который максимизировал вклад рабочих в инновационный процесс. Прошли те времена, когда такие гении, как Джеймс Ватт или Томас Эдисон, могли практически в одиночку совершенствовать новые технологии. И это еще не все. Занимаясь инновационной деятельностью, компании опираются на результаты исследований и открытия, предоставляемые различными некоммерческими действующими учреждениями: правительством, университетами и благотворительными фондами. Сегодня все общество вовлечено в инновации.

Потерпев неудачу в попытке оценить роль всех этих «прочих», задействованных в инновационном процессе, Шумпетер пришел к ошибочному выводу, что снижение значимости вклада отдельных предпринимателей сделает капитализм менее динамичным и приведет к его ослаблению.

К счастью, интеллектуальные наследники Шумпетера (которых иногда называют неошумпетерианской школой) преодолели это ограничение в его теории, в частности, с помощью национальной системы инноваций, исследующей взаимодействие между различными участниками инновационного процесса, а именно: компаниями, университетами, правительствами и прочими[64]. Вместе с тем неошумпетерианскую школу можно подвергнуть критике за чрезмерное акцентирование внимания на технологиях и инновациях и за некоторое пренебрежение остальными экономическими вопросами, такими как труд, финансы и макроэкономика. Справедливости ради стоит отметить, что другие школы тоже уделяют слишком много внимания отдельным вопросам – впрочем, шумпетерианская имеет более узкую направленность, чем все остальные.

То, что хорошо для людей, необязательно так же хорошо для экономики в целом.

Джон Мейнард Кейнс (1883–1946) родился в том же году, что и Шумпетер, и, подобно ему, удостоился чести стать главой научной школы, названной его именем. С точки зрения интеллектуального влияния, сравнивать их невозможно. Кейнс, пожалуй, самый влиятельный экономист XX века. Он дал новое определение предмету, открыв область макроэкономики, которая занимается анализом экономики вообще, как единого целого, которое отличается от суммы всех слагаемых.

До Кейнса большинство соглашалось с мнением Адама Смита: «Что считается разумным в рамках любой семьи, может быть редкой глупостью в масштабах королевства». Некоторые продолжают так думать. Дэвид Кэмерон, премьер-министр Великобритании, в октябре 2011 года заявил, что все британцы должны попытаться погасить свои долги по кредитным картам, но он не отдавал себе отчета в том, что спрос в британской экономике рухнет, если достаточно большое число людей последуют его совету и снизят свои расходы ради погашения долгов. Он не понимал простой мысли: то, что для одного человека – трата, для другого – доход, пока советники премьера не вынудили его взять свои неуместные слова обратно.

Отказываясь принимать эту точку зрения, Кейнс пытался объяснить, почему в течение длительного времени существуют безработные, простаивающие заводы и непроданные продукты, если предполагается, что рынки должны выравнивать спрос и предложение.

Кейнс исходил из очевидного наблюдения, что экономика потребляет не все, производимое ею. Если исходить из предположения, что все произведенные продукты должны быть проданы, а все имеющиеся ресурсы (в том числе труд рабочих) – задействованы (это называется полной занятостью), то разницу между объемом производства и объемом потребления, то есть сбережения, следует инвестировать.

К сожалению, нет никакой гарантии, что сбережения окажутся равны инвестициям, особенно когда те, кто вкладывает, и те, кто экономит, не одни и те же лица, в отличие от ситуации первых дней капитализма, когда предприниматели в основном инвестировали из собственных сбережений, а рабочие не могли накапливать, поскольку их зарплаты были слишком малы. Дело в том, что инвестиции, отдача от которых приходит не сразу, зависят от того, чего ждет инвестор от будущего. В свою очередь, этими ожиданиями движут психологические факторы, а не рациональный расчет, потому что будущее полно неопределенности.

Неопределенность касается не только отсутствия представления о том, что произойдет когда-нибудь потом. Для некоторых событий мы можем достаточно точно вычислить вероятность каждого из потенциальных непредвиденных обстоятельств – экономисты называют это риском. Действительно, наша способность рассчитать риск, связанный со многими аспектами человеческой жизни – смертью, пожаром, автомобильной аварией и прочими подобными событиями, – это основа индустрии страхования. Тем не менее мы не всегда знаем все возможные непредвиденныеобстоятельства, не говоря уже об их правдоподобной вероятности. Лучшее объяснение концепции неопределенности дал, как это ни удивительно, Дональд Рамсфельд, министр обороны в первом правительстве Джорджа Буша-младшего. В 2002 году на пресс-конференции, посвященной ситуации в Афганистане, Рамсфельд сказал: «Есть переменные, о существовании и динамике которых мы знаем; есть переменные, о существовании которых мы знаем, но не знаем их динамики; и наконец, существуют переменные, о которых мы не знаем ничего, включая даже сам факт их существования, – это неизвестные неизвестные». Идея о «неизвестных неизвестных» удачно резюмирует концепцию неопределенности Кейнса.

В неопределенном мире инвесторы могут вдруг стать пессимистичными в отношении будущего и сократить свои инвестиции. В такой ситуации появится избыток сбережений. Классические экономисты полагали, что это перенасыщение рано или поздно исчезнет, поскольку сокращение спроса на сбережения приводит к снижению процентной ставки (иными словами, цены заимствований), что снова делает инвестиции более привлекательными.

Кейнс утверждал, что ничего подобного не произойдет. При снижении инвестиций уменьшатся и общие расходы, которые, в свою очередь, снизят доходы, поскольку расходы одного человека – это доходы другого. Сокращение доходов приведет к уменьшению сбережений, поскольку они, по сути, представляют собой то, что осталось после расходов (которые, как правило, не очень изменятся в ответ на снижение доходов, потому что определяются нашими жизненными потребностями и привычками). В конце концов сбережения будут уменьшаться, чтобы соответствовать ставшему более низким инвестиционному спросу. Если избыточные сбережения начнут сокращаться таким образом, то не возникнет тенденции к понижению процентных ставок и, следовательно, не будет дополнительных стимулов для инвестиций.