– Каковы будут ваши дальнейшие указания?

Бобров хотел было вспылить, но сдержался.

– К вам нет претензий, капитан Бояринцев. Сдайте все ваши материалы капитану Андриевскому. А вы, капитан Андриевский займитесь оформлением необходимых бумаг в соответствие с теми идеями, которые были высказаны Бояринцевым. Убийство политического противника, связанное с политической борьбой, – он помедлил, – тебе очевидно это, Вадим?! Или ты по раздолбайству и тут все напутаешь?! – Бобров повысил голос и, резко сменив тон, продолжил, – Валерий, проверишь потом его писанину. Короче, все очевидно и мотивы, и преступники, и вообще все.

Все! Свободны!

Бояринцев и Андриевский встали и направились к выходу.

– Останься, Валерий, – у самой двери остановил его Бобров.

– Валера, – голос Боброва был задушевным и чуть усталым. – Ты же у меня лучший сотрудник. Ну, что ты, право слово.

– Не совсем понимаю вас, товарищ подполковник, – Бояринцев остался официален.

– Да понимаешь ты все! Не прикидывайся. Ведь все, что ты сделал это по большому счету халтура, отписка. Неясного осталось больше, чем ясного.

– Мои выводы вы считаете ошибочными?

– Да нет же. Но это далеко не вся правда. А ты как будто со штыком в руках готов отбиваться от работы по дальнейшему исследованию этого происшествия. Его причин, его последствий, развития ситуации, в конце концов.

– А вы хотите этого?

– В том то и дело, что нет! Но ты должен в этой ситуации быть душой со мной. А так получается, что ты вроде все додумал за меня. Даже получил некий мысленный приказ, и прямо-таки выплюнул это ловко завершенное дело мне в лицо. Этакий ты ловкач, которого принуждают творить подлости злые начальники.

– Я понимаю ход ваших мыслей, – устало сказал Валерий, – но, поверьте, вы ошибаетесь. Вы тут не при чем.

– Знаешь, не могу сказать о себе, что я старый чекист. В ЧК, НКВД, НКГБ не был. Молод. Даже в КГБ успел побыть лишь лейтенантом. Да и то, недолго. Но все же, все же. Здесь не надо того, легендарного чекистского чутья. Все и так достаточно ясно. Чувствую, что тебя что-то гложет. Чем-то ты просто взбешен. И считаешь меня своим врагом, что ли.

– Понимаю ваши сомнения, понимаю. И, пользуясь случаем, хочу вашей санкции по совершенно другому поводу.

– Какому?

– Вы поручали мне курировать противодействие возможной натовской агентуре среди персонала строящегося турками завода. Так вот, натовская агентура там, скорее всего, есть. Но хуже другое. Эти агенты-турки, связаны еще и с чеченцами, «беженцами», которым наша городская администрация выделила землеотвод под два дома.

– Да, гадюшник еще тот.

– Кто бы спорил. Но там, по предварительным данным, всего от восемнадцати до двадцати четырех человек, за которыми стоит следить и проводить против них различные активные мероприятия.

– Но у нас нет для этого сил! Надо просить помощи из Москвы!

– А дадут?

– Вряд ли дадут в таком объеме. Так, пришлют совершенно недостаточные силы, да и то на время. А потом в случае чего скажут «Мы вам помогали, а вы…».

– Есть одна идея.

– Давай.

– Привлечь к сотрудничеству с нами местных русских национал-радикалов. Они, в общем-то согласны. И их много. Много…, – добавил он задумчиво.

– Так привлекай, привлекай! В чем проблема-то?

– А проблема в том, что это в основном те самые неоязычники, «чистые» националисты, враги черной экспансии, как они это называют, в Центральную Россию, враги многонационального государства, противники нашей продавшейся черным городской верхушки. Сегодня мы фактически прикрываем дело об убийстве их единомышленника. Завтра нас обяжут оказывать на них давление, потому, что они против нынешних городских властей. Послезавтра их объявят экстремистами и опять же обяжут нас бороться с ними.

Вы понимаете!? У нас есть средства и санкции на борьбу с русскими националистами. Но у нас нет ни сил, ни санкций на действенную борьбу с настоящими террористами и иностранной агентурой. И мы просим этих самых «русских экстремистов» помочь нам! А завтра вместо «спасибо» будем давить их?!

– Ну, тогда лучше не связывайся с ними, – устало обронил Бобров.

– Не буду.

– Так для чего же тогда просил моей санкции?

– Чтобы снять вопрос о том, что в деле об убийстве Половцева я «какой-то не такой». Все мы одновременно и «такие» и «не такие». И нечего пенять друг другу на фарсы и мистификации.

Мистификации на крови, – добавил он.

– Так это не я тебе, а ты мне вроде бы безмолвно «пенял».

– А вот это вам показалось. Я раздражен, не скрою. Но не на вас, а на ситуацию. На свое бессилие, если хотите.

– Валера, Бога ради, не надо таких настроений! Так недолго и за Андриевским податься в отставку. С кем мы тогда останемся?!

– С администрацией, продающей город кавказцам, с судьей-чеченцем, с ментами, покровительствующими цыганским наркоторговцам, и с «Православными хоругвеносцами», считающими главными врагами тех, кто со всем этим готов всерьез бороться – вдруг откровенно зло сказал Валерий. – И, немедленно сменив тон, холодно спросил – Разрешите идти?

– Иди, Валера, иди, – вяло махнул рукой Бобров.

Ночь была душной. И, тем не менее, подспудно чувствовалось, что лето перевалило свою макушку. Июль подходил к концу. Еще недели две, от силы три, и ночи станут более чем прохладными. А еще через пару-другую недель и дни перестанут радовать даже остатками тепла.

Да, прав великий Пушкин: «Кратко северное лето, карикатура южных зим».

Но, ничего, подумал Мыльников, еще отдохнем на жарких пляжах. Еще будем вспоминать эти бесприютные места и эти отнюдь не милые приключения с легкой улыбкой. Улыбкой отстраненного наблюдателя.

Он вдруг представил себя где-нибудь в Ницце, прогуливающимся майским теплым вечером под руку с Тамарой. Вот в газетном киоске ему попадается русская газета.

– Что там, – спрашивает Тамара.

– Опять воровство, бестолковщина и в меру стрельбы, – снисходительно роняет Мыльников.

– Бедняги, – бросает Тамара.

– Убогие, – соглашается Мыльников.

И откуда только у него, уроженца Калужской глубинки, потомственного чистокровного русского столько презрения к этой стране? Подумаем об этом на досуге, – прервал он себя.

А пока… Пока займемся делом. Небо ясное, но тонкий серп новой луны не дает света. Городской парк тих. Едва шелестят кроны высоких лип.

Мыльников подошел к парапету смотровой площадки, расположенной над обрывом речной долины. Река внизу делала крутую петлю, резко уходя от обрыва. Сохранившийся участок живописного пойменного луга между рекой и обрывом был занят сейчас стройплощадкой. Здесь строил свою новую гостиницу Владимир Тонков.